Петер посмотрел на генерала. Генерал внимательно разглядывал ноготь на мизинце.
— Сделаем так, — продолжал господин Мархель. — В том, что мост не сдан в срок, виновен генерал Айзенкопф, но он погиб на посту, а мертвые сраму не имут. А в предыдущие события внесем корректировку: дескать, реальный вклад в руководство строительством вносил полковник Мейбагс, а генерал только привносил разлад и беззакония. Как тебе такой оборот событий?
— Круто, — сказал Петер.
— Разумеется, — сказал Мархель. — Только круто и можно в таких обстоятельствах.
Преображенный сценарий был таким:
"…преодолевая волнение, инженер Юнгман докладывает Высшему Имперскому Совету свой проект; генералы встречают его недоверчиво, но вот мы видим, как полковник Мейбагс наклоняется к уху генерала Айзенкопфа и шепчет ему что-то, и трехкоронный генерал подходит к инженеру, жмет ему руку и похлопывает по плечу… Мощные бульдозеры прокладывают дорогу в горах, саперы взрывают скалы, и вот расчищено место для будущего великого строительства. И постоянно среди саперов мы видим полковника Мейбагса, окруженного подлинной любовью. Вот настал великий день: саперы, стоя в строю, принимают поздравления от генерала Айзенкопфа; вот они в едином порыве устремляются на свои рабочие места. Генерал садится в машину, где его ожидает кинозвезда Лолита Борхен, и уезжает. Полковник Мейбагс руководит работами. Взревели сервомоторы, засверкали огни сварки, и вот первая секция моста медленно, почти незаметно для глаза двинулась вперед — и повисла над бездной… Бдительно несут службу зенитчики: солдаты и офицеры во главе с полковником Мейбагсом вглядываются в небо. Неприятельский самолет! Полковник отстраняет наводчика орудия и сам занимает его место. Огонь! — командует он. В небе исключительно кучно возникают белые шарики разрывов; секунда — и, пылая, вражеский ас врезается в склады! Обломки самолета крупным планом. Еще и еще обломки. Никто не прорвется к мосту!
Часть II. Блиндаж, саперы отдыхают. Читают письма из дому, играют в шахматы, поют песни. Ужин, появляются зеленые солдатские фляжки с добрым ромом, произносится тост: «За победу! За Императора! За нашего генерала Айзенкопфа!» Но мы видим, как, отвернувшись, многие саперы шепчут: «За нашего полковника Мейбагса!» Ночь. Саперы спят…" — ну и так далее.
— Надо не забыть вскрыть гнусную сущность майора Вельта, — напомнил Петер.
— Да-да, — согласился господин Мархель, продолжая вписывать поправки в сценарий. — Мавр сделал свое дело. Поясним, что он в силу своей перверсии ненавидел гетеросексуальных мужчин и подсознательно стремился к их устранению.
— По-моему, вы перегибаете палку, — забеспокоился генерал.
— Молчи, покойник! — весело сказал господин Мархель.
— Тогда бы надо освободить тех… в лагере, — сказал Петер.
— Да? — господин Мархель отложил карандаш, почесал переносицу. — Нет. Рановато. Они нам еще пригодятся. Вот закончим мост, тогда…
— Саперы говорят, рабочих рук не хватает, — напомнил Петер.
— Ерунда, — сказал генерал. — Плохому плясуну всегда яйца мешают.
— Нет, Йо, ты не прав, — сказал господин Мархель. — Нельзя так сразу отказываться от такого резерва рабочей силы. Не по-хозяйски это. Давай-ка ты, пока живой, заставь Тунборга проверить, действительно ли не хватает и сколько. Можно будет часть штрафников освободить и направить на работу.
— А как же их предательство? — спросил генерал.
— Как было. Сажали-то их для перевоспитания, не так ли? Вот и отберем тех, кто успел перевоспитаться.
— Ваше дело, — сказал генерал.
— Да, и еще, — сказал Петер. — По сценарию у нас в одном кадре получаются и генерал Айзенкопф, и полковник Мейбагс. Но…— Он кивнул на генерала и развел руками.
— Без проблем, — сказал господин Мархель. — Под бывшего генерала загримируем кого-нибудь из штабных. Подполковника этого… как его?
— Азаусси, — подсказал генерал.
— Азаусси? — переспросил господин Мархель. — Где ты их берешь с такими фамилиями?
— Старинная дворянская фамилия, — сказал генерал слегка обиженно. — Уж тебе-то надо знать историю Отечества.
— Ну извини, — развел руками господин Мархель.
— Извиняю, — сказал генерал.
— Значит, так, Петер, — сказал господин Мархель. — Сейчас в самом быстром темпе надо состряпать несколько сцен с генералом и полковником в одном кадре, потом с генералом отдельно, потом гибель генерала на боевом посту, и где-нибудь ближе к вечеру уже надо будет дать официальное сообщение.
— Тогда прямо сейчас и начнем, — сказал Петер.
Подполковника-адъютанта загримировали под генерала Айзенкопфа, получилось довольно похоже, но играл он плохо и путал реплики. В глазах его застыло выражение тихого панического страдания. Его снимали в группе офицеров и соло, статично и в движении, со словами и без. В одном из моментов съемки — около статуи Императора — Петер, воспользовавшись тем, что рядом никого не было, шепнул ему:
— Сматывайся, дурак. Убьют.
— Куда? — с полной безнадежностью в голосе спросил подполковник-генерал, и стало ясно, что он все понимает.
— Куда-нибудь. Хоть в плен. Но поскорее.
— Убьют…— пробормотал подполковник, и ему было все равно: что так убьют, что так — тоже убьют, но уже при попытке к бегству.
Но все же полчаса спустя он, позируя в легковой машине, вдруг быстро выбросил шофера — тот распластался на снегу, — вскочил на его место и дал газ. Ему стреляли вслед, но безуспешно.
Брунгильде было плохо, она не знала, куда себя деть, днем спала, а по ночам бродила по блиндажу, и Петер тоже не спал, засыпал и просыпался от ее хождений, и приходилось лежать и притворяться спящим; после того сеанса телепатии, который приключился с ним во время болезни, он стал относиться к Брунгильде по-иному, научившись различать, где у нее лицо, а где маска, — Брунгильду следовало оставить в покое, позволить ей самой пережить — перемолоть — все случившееся, никакого вмешательства она не потерпела бы и могла бы сорваться и наделать глупостей. Под глупостями Петер понимал не обычную женскую дурь, а глупости по большому счету, которые Петер, верный своей привычке не называть демонов по именам, старался не определять и не загадывать. Но пока что Брунгильда просто сумрачно ходила из угла в угол, или сидела за столом, уронив голову на скрещенные руки, или, за столом же, начинала ворожить, водя пальцем по алюминиевой тарелке. Впрочем, днем она спала, и крепко. Менандр стал исчезать временами. Петер посвятил его в тайну Баттена, и Менандр взял на себя жизнеобеспечение беглеца. Там у них велась какая-то своя жизнь, и Петер с облегчением выпростался из-под одной из нош. Менандр на новом месте развернулся сразу и широко, и еда вновь стала генеральской. Объявление о кончине генерала Айзенкопфа породило массу самых диких слухов. Большинство сходилось, впрочем, на том, что генерал остался жив, а сообщение сделано затем, чтобы ввести противника в заблуждение.
