— Знаешь, Берт, на таких условиях я готова играть в любые игры.
Страховка от проигрыша — чем плохо?
— Не знаю… А где мы — те?
— Которые не дошли?
— Да. Которые не дошли.
— А это важно?
— Для меня — да. Ты не поверишь, но судьба моей бессмертной души мне не безразлична.
— Душа-то пока с тобой.
— А душа того Берта, который не дошел?
— Того, может, и не было совсем.
— Ну а если был? И не один?
Аннабель помолчала.
— Все равно — твоя душа с тобой. А раз ты помнишь — пусть смутно — что-то из предыдущих этапов, значит, и их души слились с твоей…
— Не помню ничего, в том-то и дело. Если бы помнил… Боюсь, что все гораздо хуже. Что мы — настоящие — не дошли, и тогда Дракон изготовил гомункулюсов…
— Бред, — неуверенно сказала Аннабель.
— Почему? Что противоречит этому утверждению? То, что мы ощущаем себя — собой? Не довод. То, что у нас наша память, — тем более не довод. А вот то, что я перестал различать на ощупь аверс и реверс монет, — это уже довод. Мы скопированы не абсолютно, а с маленькими допусками. И запах. Я чувствую, что у меня изменился запах.
— Но Дракон говорил, что изменит наши запахи.
— Он говорил — не изменит, а уничтожит. Что мы перестанем пахнуть вообще. И что же? Пахнем. Но не так, как раньше.
— Я тоже?
— Я не знаю, как ты пахла раньше, — очень серьезно сказал Берт. — Всё перебивала смесь «Ангелика» с машинным маслом…— и рассмеялся, стервец.
— Наши возвращаются, — сказала Аннабель. — Скотина ты, Берт, — я так старалась не думать обо всем этом…
— Значит, думала?
— Думала.
— Это бесполезно — не думать. Все равно прорежется…
Генерал и улан вернулись, не найдя пути вниз. Возможно, он и был, этот путь, но в самом нижнем из достигнутых ими залов лабиринта — именно залов — округлом помещении размером с дворцовую приемную; в этом зале пол был завален толстым слоем костей, человеческих и звериных вперемешку, и найти под этим слоем ход вниз было невозможно. Аннабель вдруг поняла, что именно являет собой, чему соответствует в том, неизнаночном мире этот заваленный костями зал, и понимание держалось в ней какую-то долю секунды — а потом исчезло. Но вот в зале уровнем выше нашли кое-что — и улан, улыбаясь, предъявил бухту толстого черного шнура. Очень крепкий шнур. Спокойно выдерживает двоих.
— Отлично, — сказала Аннабель. — Предлагаю поесть — и двигаться.
— Днем? — спросил генерал.
— Думаю, начать можно днем. Это изнаночный мир. Сила гернотов сюда не распространяется.
Генерал с сомнением пожал плечами, но промолчал.
— По крайней мере, они здесь не хозяева. А нам следует торопиться.
— Если сила Ю проникает сюда, то почему сила гернотов не может проникнуть? — ни к кому не обращаясь, спросил Берт. — Вполне возможно, что герноты имеют здесь своих агентов. К этому надо быть готовым.
— От агентов мы закроемся, — сказала Аннабель. — А сами герноты, может быть, сюда не вхожи.
— Будем надеяться, — сказал Берт.
Спуск прошел на удивление гладко и спокойно. Даже ощущение опасной пустоты было каким-то неподлинным. Лишь боль в обожженном шнуром плече подтверждала: все было на самом деле. Первым спустился Берт, за ним Аннабель, потом улан. Последним шел генерал. Он встал на землю — и в ту же секунду шнур, извиваясь, стал падать. Оказывается, генерал рискнул: подсунул под петлю пучок щепы и поджег. Огонь добрался до шнура как раз вовремя. Генерал невозмутимо сматывал шнур в бухту, а Аннабель отчитывала его за ненужный мальчишеский риск. Трава под деревом могла скрыть всадника. Но была она редка и на удивление грязна. Пахло пылью и дымом. Валялись под ногами клочья грубой шерсти и изломанные огромные перья птицы. Чуть в стороне белела голая кость — слона или бегемота. Теперь надо было понять, в какую сторону идти. Похоже, что лес Эпенгахен соответствовал вот этим деревьям-гигантам. Тогда выгоревший дом неподалеку — это город Ямм, опустевший при гернотах. Дорога к столице лежала бы через него или в обход его, но не все в обычном и изнаночном мире совпадает буквально, особенно в местоположении.
Пожалуй, столице соответствовал бы городской центр, какое-то центральное здание. Как начальный ориентир — сойдет. Будем искать городской центр, а дальше подскажет чутье. Закрывшись от сторонних взглядов, двинулись вперед. Через сотню шагов трава кончилась, отряд вышел на открытое место. Под ногами была серая комковатая земля, впереди — дощатый забор футов тридцати высотой, плавно изгибающийся слева в сторону дома. Забор был выкрашен грубой красной краской. Полустертыми белыми буквами значилось: «ДИНАМО». Это же «Динамиум», подумала Аннабель, старинное ристалище… да, оно где-то неподалеку от Ямма, разве что не лежит на прямой, соединяющей курорт Эпенгахен и Ямм… но и мы не пойдем через то, что обнесено забором, а обогнем…
Дом находился дальше, чем это казалось на первый взгляд, и был, соответственно, больше размером. Путь к нему занял почти полчаса. Берт и Аннабель шли впереди, генерал и улан — сзади. До Аннабель доносились обрывки их разговоров. Генерал расспрашивал, улан отвечал. Что-то об отнятом имении и погубленных сервах, о сестрах, содержащих придорожную гостиницу, о жене, умершей родами… Что только не попадалось под ноги: ржавое железо, битое стекло, куски дерева…
— Смотрите, — показал Берт. Аннабель остановилась. Подошли генерал с уланом. Посмотреть было на что. Припорошенная пылью, на земле лежала белая монета. Диаметром больше фута. Угадывалось число «10». Берт присел на корточки, чтобы протереть поверхность…
— Не трогай! — выдохнула Аннабель.
Берт вздрогнул и отдернул руку.
— Почему?
— Она с чем-то сцеплена. Это изнанка…
— Чего?
— Не знаю… Забыла. Но я успела уловить…
— Понятно. Уходим. Жаль, кое-что можно было узнать…
— Понятно уже хотя бы то, что у этих ребят очень большие кошельки, — сказал генерал.
Вряд ли это была замечательно остроумная шутка, но всем захотелось смеяться. Сдерживаться никто не стал. Это напоминало смех от щекотки.
Закат, жуткий, кровавый закат, такой, что в мире не осталось других красок, кроме красной и черной, застал их в конце подъема на крутой глинистый косогор над мутной захламленной речкой. Над головой нависали древоподобные травы, от них стекал вниз горько-пыльный запах пополам с далеким стоялым дымом. Из-под ног сыпались с мягким шорохом комочки глины. Дышалось тяжело. Непонятно было, откуда берутся силы.
Или напротив — слишком понятно…
