Постепенно сначала затылок, потом вся черепная коробка заполнилась тяжелой болью. Ветки деревьев на фоне облаков поплыли по кругу, а к горлу подступила тошнота.
«Сотрясение», – подумал он и застонал.
– Ожил? – обрадованно воскликнул кто-то.
– Да пора бы уже, – посмотрел на Балуна сидевший рядом мужчина.
– М‑мм! – промычал он, давая понять, что ему тяжело дышать носом.
– Что? – Мужчина склонился над ним. Усталые, красные от недосыпания глаза, бронзовая от загара, обветренная кожа и рыжая косматая борода делали его похожим на спившегося бомжа.
– Урал, сними пока с него скотч, – разрешил кто-то осипшим голосом.
– Кричать не будешь? – спросил мужчина, которого назвали Уралом.
Балун замотал головой.
– Да здесь кричи не кричи, все равно никто не услышит, – снова послышался тот же голос. – Мы от лазарета километров на пять отошли.
Урал взял за уголок клейкой ленты и потянул вместе со щетиной.
– Терпи, – проговорил Урал и дернул сильнее.
Балун вскрикнул и тут же поперхнулся болью в ребрах.
– Тихо! – нахмурил брови Урал.
– Парни, вы чего? – прохрипел Балун. – Я же свой!
– Все мы здесь свои. – Рядом с Уралом появился еще один военный. Он был старше своего дружка и тоже заросший до самых глаз. – В одной стране живем и молотим друг друга почем зря.
– Разве мы друг друга молотим? – Балун попытался сесть, но ему удалось лишь немного приподняться, как пронзившая грудь боль вновь бросила его обратно. Однако этого хватило, чтобы успеть понять – рядом с ним всего четверо военных. Кроме тех, кто говорил, двое спали на брошенных в траву брезентовых ковриках.
– Ты, никак, ранен? – насторожился Урал.
– Нет, просто подрался.
– Вот же вояки, – усмехнулся Урал и посмотрел на своего напарника: – Тайшет, надо Фороса сменить.
– Сделаем, – кивнул мужчина, которого назвали Тайшетом, и исчез из поля зрения Балуна.
– Наш друг обрел ясность ума? – послышался голос, и Балун увидел еще одного бородача. Шрам над правой бровью делал его бронзовое от загара лицо свирепым.
– Обрел, – подтвердил Урал. – И даже членораздельно говорит.
– Грек! – позвал кто-то.
– Что? – посмотрел назад мужчина со шрамом.
– Может, перекусишь?
– Позже. – Грек вновь развернулся к Балуну: – Ты случайно не из медицинской роты?
– С чего это вдруг? – Не служивший в армии Балун плохо ориентировался в военной терминологии, и словосочетание «медицинская рота» ввело его в ступор. – Я же не врач.
– На тебе не написано, кто ты.
– Говорит, побили его, – вмешался в разговор Урал.
– Значит, в лазарете лежал? – догадался Грек.
– Ну да.
– И как там лечат?
– В каком смысле?
– В прямом.
– Лечат. – Балун стянутыми скотчем руками отогнал от лица мушку.
– Или калечат? – продолжал допытываться Грек.
Балун не успел ответить, так как снова послышались шаги и голос:
– Что, «укропа» решил допросить?
Когда смысл сказанного дошел до сознания Балуна, он медленно сел:
– Так вы…
Молодой рослый парень с уставшим лицом насмешливо смотрел на него.
Балун понял, что попал в руки переодетых в форму бойцов «Азова» ополченцев, и зарычал от досады.
Глава 43
Неудачная удача
– Ты на нас не обижайся! – дергая рулем, словно они ехали не по проселку, а по кривой кардиограммы, прокричал Хитрук. – Здесь язык один, форма одна, поди, разберись, где «ватник», а где наш!
Никита открыл было рот, чтобы отправить его куда подальше, как машину на очередной кочке подбросило, и он лишь сморщился от боли.
Видавший виды «уазик» выскочил из леса и понесся по кромке давно не паханного поля, посреди которого, рядом с оторванной башней, стоял рыжий корпус танка.
– Чей это? – спросил Никита, заранее зная ответ.
– «Ватники» здесь пытались прорваться, – проследив за его взглядом, обрадовался смене темы Хитрук. – Наши по кромке леса рассредоточились…
Машину снова подбросило. От резкой боли в ребрах Никита вскрикнул.
– Уже подъезжаем. – Хитрук отпустил руль и показал рукой в сторону видневшихся среди деревьев палаток. Больше он не проронил ни слова. Было заметно, каратель неуютно себя чувствует наедине с бывшей жертвой.
Вскоре машина лихо развернулась на небольшой полянке и встала.
– Это полевой госпиталь? – зачем-то спросил Никита.
– Лазарет.
Никита взялся за ручку дверцы, да так и обомлел. Полог прохода в палатку откинулся, и оттуда выглянула Катя. Нет, конечно, он должен был это предвидеть. Ведь и Федор Дмитриевич говорил, что дочерей заставили работать в полевом госпитале. Только чтобы вот так вот сразу в лоб, не ожидал. Он не знал, как поведет себя девушка и что будет, если обо всем узнает Хитрук.
Никита толкнул дверцу.
– Привет, сестренка! – Хитрук наклонился и на ходу сорвал прямо из-под ног несколько каких-то синих цветочков: – Принимай пациента!
– Что с ним? – спросила Катя.
– Упал. – Он остановился напротив нее и протянул букет.
– Засунь его, знаешь, куда? – отстранилась от него девушка.
– Чего так грубо? – бесцеремонно подвинул ее в сторону Хитрук и нырнул в палатку. Никита, наконец, встретился с Катей взглядом. Ее глаза лишь на мгновенье выдали волнение и испуг. Было видно, девушка тоже была готова к встрече, ведь отец рассказал ей все.
– Как тут Крым поживает? – донеслось уже изнутри.
– Пропал твой Крым! – не оборачиваясь, крикнула она. – С утра нет.
– Ты меня не знаешь, – шепнул ей на ухо Никита и протиснулся в проход.
Судя по всему, в этой палатке располагался пункт приема и сортировки раненых. Стояла невыносимая духота. Хитрук пил, запрокинув голову назад, воду из кружки.
Никита прошел к топчану и сел.
– Раздевайся! – сказала Катя, входя в палатку.
– Катюха, ты чего? – с деланым возмущением воскликнул Хитрук и стукнул кружкой по крышке бачка. – Я так сразу не могу. Лучше сначала пациента осмотри.
– Я не тебе, остряк! – злилась Катя, беря со стола тонометр. – Выйди лучше! Здесь все стерильно.
– Все, – поднял он руки, – шутка. Если что, я на улице, а то тут от жары загнуться можно.
