– Зачем? – вытаращился на него дружок коротышки.
Оба явно не были в курсе, кого направлялись охранять.
– Чтобы здесь остаться, – устало вздохнул Никита. – В России я в розыске…
– А остальные где?
– Ты издеваешься? Ночью какие-то парни спустили лестницу и помогли всем выбраться. Я с ними дошел до дороги и вернулся…
Глава 40
Могильщик поневоле
Балун запрокинул голову и посмотрел в усыпанное звездами небо:
– Пора.
– Может, просто уйдешь? – едва слышно спросила Катя.
Она сделала ему укол, и теперь, сидя на скамейке перед палаткой, они ждали, когда он начнет действовать.
– Нет, – прислушиваясь к ощущениям, покачал головой Балун.
– Как ты сейчас его понесешь? – волновалась она. – Совсем ничего не видно.
– Пока было светло, я прошелся по лесу. Недалеко есть овраг с песчаным дном. Немного углубил вымоину.
– Его утром хватятся, – в который раз предупредила Катя. Даже в темноте он почувствовал, как она поежилась.
– Тебе-то что?
– Ничего, – тихо ответила она. – Укол должен начать действовать.
Балун встал со скамейки. После двойной дозы какого-то обезболивающего теперь это ему далось легко. Он осторожно повернулся вправо, потом влево, вдохнул полной грудью и выдохнул:
– Пойдет.
– Чувствуешь что-нибудь?
– Немного, но не мешает, – успокоил он Катю. – Уходи.
– Я помогу тебе. – Она тоже поднялась.
– Ты что? – Балун уставился на силуэт девушки. – И не думай! Тебя могут хватиться!
– Вынесем за границу лагеря, сразу вернусь, – пообещала она.
– Ты уверена, что на ночь никого не выставили?
– В смысле?
– Например, у нас в зоне «вертухаи» есть, – стал объяснять Балун. – Это такие охранники, которые на вышках стоят и смотрят, чтобы мы не разбежались…
– Здесь это называется «пост» или «секрет», – рассмеялся Катя. – Еще когда много раненых или сепаратисты где-то наступают, начальник назначает патруль…
– А сейчас? – глядя в пугающую черноту за палаткой, спросил он.
– Пока охранять нечего, вернее, некого. Из раненых ты да этот…
Они оба сначала почувствовали приближение человека, и только через мгновенье звук трущихся об одежду веток и сопенье.
– Кто это? – обдала запахом перегара темнота.
– Это я, Павленко, и больной, – ответила за двоих Катя.
– Чего не спится? – прохрипел мужчина и прошел мимо.
– Сейчас иду. – Катя звонко шлепнула ладошкой по присосавшемуся к щеке комару.
– Мне кажется или кто-то сдох? – Силуэт с шумом потянул носом. – Откуда несет?
Балун напрягся. Еще не хватало «засыпаться» из-за алкоголика.
– Я ничего не чувствую, – спокойно сказала Катя.
– Кто это? – глядя в сторону удаляющихся звуков, спросил Балун.
– Это и есть тот самый Тарасюк, про которого я тебе говорила. Начальник всего этого хозяйства.
– Чего он?
– Пьет и спит, – лаконично ответила Катя. – Раненых почти нет. Да если бы и были, их все равно почти сразу забирают.
– Куда?
– Куда придется, – шмыгнула она носом. – С Киева и Харькова машины приходят. Что мы здесь можем? Перевязать да обезболить, и то не всегда. Тебе вот с трудом деклофенак нашла.
Если на улице хоть что-то можно было различить, то в палатке двигались на ощупь.
Труп окоченел, однако живот раздулся, как арбуз. Попытка взвалить его на плечо не увенчалась успехом. Мало того, что из него потекла зловонная жидкость, так он еще стал как бревно.
– Его что, через колено теперь гнуть? – Балун повалил тело на кровать, развернулся спиной и, затащив его себе на спину, шагнул в проход…
– Снова ты? – раздался вдруг, как гром среди ясного неба, голос Тарасюка.
– Я, – закрывая собой Балуна, ответила в темноту Катя. – Новенького проведала…
– Которого Хитрук уделал?
– Угу.
– Как он?
– Жить будет.
– Кто бы сомневался. – Тарасюк двинулся дальше.
– Пронесло, – прошептала Катя.
Балун едва держался на ногах. Ощущение было таким, будто он выходил не из палатки, а из ринга после драки с чемпионом мира в тяжелом весе…
Чтобы не оставлять вблизи лагеря следов волочения, Катя какое-то время шла сзади и придерживала ноги Левицкого на весу. Они едва тащились, со стороны напоминая груженого осла. Вскоре, обессилев, Катя стала только мешать. То ее бросало в сторону, то, делая шаг короче, она тормозила Балуна. Углубившись в лес, Катя отпустила ноги трупа и пошла впереди. Она старалась выбирать путь там, где деревья и кусты были пореже, и придерживала ветки. Однако Балуну все равно казалось, что они идут по самой чаще. Наконец он остановился:
– Возвращайся.
– Уверен?
– Точно.
– Смотри.
– Чего смотреть? К рассвету вернусь. Еще надо будет следы волочения убрать.
– Их почти нет, – возразила Катя, – я ведь ноги держала, а глубже никто не заходит…
Это была самая короткая ночь Балуна и самый длинный путь в его жизни. Несмотря на то что до оврага днем он дошел за каких-то десять минут, сейчас на дорогу ушло больше двух часов. Пару раз начинало казаться, что сбился с пути, и его охватывала паника. На то, чтобы присыпать труп заранее выбранным грунтом, ушло не больше получаса. Звезды стали тускнеть, когда он уже направлялся обратно.
Погруженный в свои мысли, Балун пересекал небольшую полянку, как в буквальном смысле натолкнулся на окрик:
– Стой! Куди прешь?!
– Кто здесь? – уверенный, что перед ним секрет или патруль гвардейцев, спросил он и поднял руки на уровень груди.
– Дед Пихто! – ответили на русском чернеющие деревья и кусты.
Балун сделал еще шаг:
– Хватит глумиться! Я в госпитале лежу.
– Пароль знаешь?
– Откуда? – вглядываясь в темноту, удивился Балун. – Говорю же, больной!
– Куда ходил?
– В деревню, – брякнул первое пришедшее на ум Балун. – К бабе.
– Наш, что ли?
– А то. Крым меня зовут. Я у вас недавно. С зоны бежал, чтобы «москалей» проклятых и «колорадов» бить.
– Крым, говоришь?
– Крымский фамилия, – подтвердил Балун. – Сергей Анатольевич. Семенюк в лагерь звонил, справки наводил. Все подтвердили. Разве не слышали?
