– Есть будешь? – неожиданно спросил старик.
Балун молчал.
– Держи… Тут половинка огурца и хлеб… Как говорится, чем богаты.
– Спасибо.
Боль вдруг стала такой невыносимой, что Балун, не выдержав, повалился на бок.
– Ты чего? – насторожилась темнота.
– Чуть полежу, – виновато сказал он.
– Давай, – успокоился старик.
Запихнув в рот огурец, Балун перемолол его челюстями и тут же стал рвать зубами хлеб. Он был черствый и отдавал плесенью, но Балун готов был поклясться, что не ел ничего вкуснее. За ушами щелкало, корка резала десны, и во рту появился привкус крови, но он, не обращая на это внимания, с жадностью проглотил угощение и затих.
Темнота гудела комарами и бухала далекими разрывами.
– Как надоело! – всхлипнула женщина. – Бомбят и бомбят!
– Я мальцом войну помню, – заговорил старик. – Мы в деревне жили. Десять годков тогда было…
– Подумать только, – цокнула языком женщина. – Мой отец бандеровцев бил, а сейчас сын с ними воюет. Что же это за зараза такая?
– Еще будешь? – снова раздался над головой старческий голос, и в руку что-то уперлось.
– Спасибо, не надо! – с трудом пересилив себя, чтобы не взять, поблагодарил Балун.
Каким бы он голодным ни был, но объедать этих людей не собирался. Постепенно глаза закрылись…
Глава 27
Кино про войну
Никита с силой оттолкнулся ногой от кромки рампы и сгруппировался. Встречным потоком воздуха его подбросило как мяч, а из глаз выбило слезу. Мысленно отсчитав время, он привычным движением потянул кольцо. Странно, но рывка не последовало. Хватая ртом воздух, он посмотрел вверх и ужаснулся, не увидев купола. Парашют не раскрылся. Завороженно глядя на зажатое в руке кольцо, Никита стремительно приближался к земле. В ушах завыло… А‑аа!
Он сидел весь мокрый и смотрел перед собой.
– Что, сон плохой приснился? – насмешливо спросил у него Маршал.
Сидя за столом, он читал при свете керосиновой лампы книгу. Стены блиндажа были укреплены досками из-под снарядных ящиков. Выкрашенные в зеленый цвет, они поглощали скудный свет «летучей мыши», и из-за окружавшей Маршала черноты казалось, что он висит в воздухе.
Никита никак не мог взять в толк, что за писк стоит в голове, и тронул висок.
– Да возьми, наконец, трубку! – не выдержал лежащий рядом Тунгус.
– Точно! – спохватился Никита, хватая мобильник.
Узнав, что у него спутниковый телефон, ночью несколько ополченцев позвонили уехавшим в Россию родственникам.
Он отвернул антенну и приложил трубку к уху:
– Слушаю…
– Здравствуй, сынок! – послышался голос матери.
– Привет! – Пытаясь понять, сколько сейчас времени, Никита посмотрел на бойницу. На улице светало.
– Ты что, спишь? – испугалась она. – Я разбудила тебя? Извини! Посчитала разницу в шесть часов…
– Нет, не сплю, – прогоняя остатки сна, ответил он. – Телевизор смотрю…
– А что идет?
– Да по местному каналу какой-то фильм. Про войну…
– Ох уж эта война! – запричитала мать. – С утра до вечера по всем каналам… У тебя там все нормально?
– Ты ведь недавно звонила, – напомнил Никита. – Что могло за это время произойти?
– Да мало ли? Неспокойно мне как-то. Ты когда на пожар полетишь?
– Без меня потушили, – продолжал он врать. – Сейчас недельку здесь посидим, для страховки, потом на базу…
– Слава богу! – облегченно вздохнула она и тут же спохватилась: – Ты только не пей!
– Ты же знаешь, у нас это не поощряется…
Закончив говорить, Никита отправился умываться.
На улице было светло и тихо. С полей доносилось пение соловья.
На блокпосту он вторые сутки, но до сих пор не решил, как быть дальше. Машина стояла в кустарнике. Ополченцы отговаривали его ехать в Днепропетровск и почти убедили. За все время через блокпост на запад проехало шесть машин. Вернулась одна. Водитель рассказал, что его останавливали одиннадцать раз, а на обратном пути еще и избили. По дороге он видел несколько сожженных машин.
Телефон словно ждал, когда он вернется. Едва Никита забросил полотенце на шнур, как он вновь запиликал.
Встретившись взглядом с Маршалом, Никита виновато пожал плечами и взял трубку. Федора Дмитриевича, отца Риты, он узнал по голосу с характерной хрипотцой курильщика. Всю жизнь проработавший токарем, заядлый рыбак говорил с придыханием.
– Ритка позвонила, – быстро проговорил он, словно боясь, что Никита бросит трубку. – Они не доехали до Днепропетровска… Их остановили у Новотроицкого. Катька ведь без пяти минут врач!
– И что? – нахмурился Никита, заподозрив, что каратели решили «призывать» девушек для оказания помощи своим раненым и больным.
– Рита сказала, будто их попросили в госпитале поработать, – в подтверждение его мыслям, продолжал Федор Дмитриевич. – Они вроде как согласились.
– Согласились, – зло передразнил он его. – Зачем вы Риту отпустили?
– Я разве отпускал? – возмутился Федор Дмитриевич. – Сама села и поехала. И вообще, она в Донецк и обратно собиралась.
– Новотроицкое… – Никита непроизвольно посмотрел через амбразуру на дорогу: – Это совсем рядом…
– Ты там?! – почти закричал в трубку Федор Дмитриевич.
– Да, – подтвердил Никита. – Вы сказали ей, что я за ними поехал?
– Сказал. Рита предупредила, чтобы ты не вздумал туда соваться. Эти нелюди никого не щадят…
– Почему она мне не позвонила?
– Не смогла, – вздохнула трубка. – Говорит, телефон зарядить негде, поэтому с чужого звонила. Я слышал, как там кто-то торопил, чтобы поскорее завязывала разговор.
– А торопил мужчина? – заволновался Никита.
– Что?
– Торопил, говорю, кто? Голос мужской?
– Ты почему спрашиваешь? – возмутился Федор Дмитриевич. – Нашел время ревновать!
– Кто ревнует? Просто хочу понять, кто с ними рядом.
– Да, мужчина, – подтвердил Федор Дмитриевич.
– Они не сказали точнее, как их найти?
– Говорю, просила, чтобы ты не совался!
– Я спрашиваю, как найти?
– Там батальон национальной гвардии стоит. – Вспоминая название, Федор Дмитриевич выдержал паузу и выдохнул: – «Украина»…
– Информации по этому району кот наплакал. – Кемеж подкурил погасшую сигарету и затянулся. – Самый проблемный участок.
