– Чернявщук Сергей Николаевич.
Они оказались ровесниками. Родился Чернявщук во Львове, а прописан был в Житомире.
– Чего же ты здесь делал? – разглядывая фотографию, проговорил Балун, ловя себя на мысли, что между ним и этим парнем есть сходство.
Как оказалось, кроме документов Чернявщук имел при себе подробную карту области и план города, на котором синим карандашом были сделаны какие-то пометки и нарисованы непонятные значки. Карман оттягивала портативная радиостанция.
Неожиданно в памяти всплыла брошенная Крымом фраза: «Разживемся документами…»
«А почему бы и нет? – Балун сунул паспорт себе в карман, радиостанцию и карту засыпал землей. – Главное, не забыть теперь свое новое имя, – размышлял он, выбираясь из ямы. – А по Сереге надо за упокой молебен заказать, как получится». Но, оказавшись на самом верху, у него в голове вдруг мелькнула одна мысль, и он вновь скатился обратно. Осторожно и брезгливо морщась, снял с трупа куртку и надел на него свой пиджак, в кармане которого лежал лоскут материи с номером отряда и его именем, а также письмо от матери с указанием адреса Донецкой колонии. Этого достаточно, чтобы сделать однозначный вывод: труп убитого осколком молодого мужчины принадлежит Балушину Петру Васильевичу! Немного поколебавшись, он оставил и Катину фотографию.
Глава 21
Огненный дождь
– Вот мы и в Украине, – вглядываясь в слегка подсвеченный габаритами проселок, пробормотал Гаврош.
Машину тряхнуло, и Никита схватился за ручку дверцы. Старенькая «девятка» скрипела и гремела так, что, казалось, ее слышно даже в Ростове, откуда они выехали три часа назад.
– Что-то я даже не заметил, – пытаясь понять, по каким признакам Гаврош определил, что миновали границу, засомневался он. – Выходит, мы теперь нелегалы?
– Нелегал, – поправил его Гаврош. – У меня, в отличие от тебя, паспорт украинский есть.
– Часто так ездишь?
– Как?
– Людей возишь.
– Ты первый, – не задумываясь, ответил Гаврош. – И последний.
– Почему?
– Я к родственнику еду, надо продукты и деньги отвезти. Тебя прихватил, чтобы веселее было…
Никита догадался, это легенда, которой, в случае чего, будет придерживаться Гаврош, и принял условия игры:
– А почему родственник сам не приедет?
– Старый очень, – ловко объехав вымоину, вздохнул Гаврош. – Да и машины у него нет…
Он свернул прямо в поле. По днищу зашуршала трава.
– Ты как в темноте видишь? – заволновался Никита.
– Поезди с мое, – усмехнулся Гаврош. – А вообще разве темно? Габариты очень даже яркие…
– Шутник, – покачал головой Никита и схватился за ручку.
Машину стало бросать из стороны в сторону.
– Старая пашня, – прокомментировал Гаврош и снова выехал на проселок.
Справа и слева, в едва заметном желтоватом свечении габаритных огней, из темноты то и дело проступали заросли кустарника. Никита вглядывался в темноту, перебирая в голове способы защиты на случай встречи со злодеями. Гаврош утверждал, что кроме патрулей ополченцев в приграничной полосе бродят диверсионные группы «укропов» и просто дезертиры. Убежавшие из армии или отбившиеся от своих во время боев солдаты были одинаково опасны. Они никому не доверяли и не определились, куда им идти. В Украине их ждет возвращение на фронт или трибунал, а здесь неопределенность. Были и такие, что стремились уйти в Россию. Гремучая смесь из животного страха, боевого опыта, жестокости и отчаяния – страшная штука. У них же с Гаврошем на двоих перочинный нож и монтировка под сиденьем.
Гаврош включил ближний свет, и они оказались в коридоре бесцветных деревьев, кустарника и травы. Ослепительными искрами заметались ночные бабочки.
– Почему тебя называют Гаврош? – спросил Никита. – Насколько я знаю, это герой французской революции.
– Моя фамилия Гавриков.
– Понятно. – Никита отчего-то расстроился. Он почему-то считал, что парня так прозвали за какой-то подвиг.
Из темноты справа выплыл остов сгоревшего автобуса, за ним обгоревшая легковушка.
Машина взлетела на горку и оказалась на шоссе.
– С богом! – Гаврош вдавил педаль в пол.
Небо справа вдруг осветилось бледными всполохами.
– Началось! – процедил он сквозь зубы и увеличил скорость.
Мотор ревел. В окна врывались упругие струи воздуха. Неожиданно слева будто кто-то хлопнул в темноте в железные ладоши. Машину слегка повело в сторону, свет погас, и она совсем остановилась.
– Ты чего? – дрожащим голосом спросил Никита. – Тебя что, – Никита схватил его за плечо, – ранило?
– Тихо! – ответил Гаврош.
– Кто нас тут может услышать? – обрадованный тем, что парень цел и невредим, удивился Никита.
Справа снова появились всполохи, словно где-то в овраге работала сварка. Через некоторое время раздался грохот выстрелов из минометов, почти сразу послышался свист, и машину, осветив изнутри бледно-розовым светом, снова тряхнуло. Раздался стук, будто по корпусу с силой метнули горсть камней.
– Семь, – сказал Гаврош, трогая машину с места.
– Чего семь? – охрипшим вдруг голосом спросил Никита.
– До позиций меньше двух с половиной километров. Ближе сейчас стоят…
Никита, наконец, понял, что Гаврош мысленно посчитал секунды после вспышки до звука выстрела и таким образом определил расстояние до позиций минометчиков.
Небо впереди стало наливаться серебряным свечением. Дорогу стало видно лучше.
– Странно. – Никита ровным счетом ничего не понимал. Они должны были ехать на юго-запад, но никак не на восток, а между тем впереди отчетливо был виден рассвет.
– Ты чего? – не отрывая взгляда от дороги, спросил Гаврош.
– Да так, ничего. – Опасаясь показаться профаном в топографии, Никита решил пока не высказывать своего недоумения вслух.
Тем временем машина въехала на подъем, и он, не удержавшись, ахнул:
– Вот это да!
Над горизонтом висели сотни ослепительно белых точек. Казалось, в небе одновременно работали десятки сварщиков. На фоне зарева пожаров и всполохов разрывов огни выглядели зловеще.
– Зажигалками, суки, лупят! – Гаврош зло выматерился и ударил ладонями по рулю. – Фосфорные бомбы по мирному населению!
– Фосфорными, говоришь? – доставая спутниковый телефон, проговорил Никита.
– Точно говорю! – кивнул Гаврош, наблюдая за огненным дождем.
Никита отвернул антенну. Дисплей трубки высветился зеленоватым квадратом.
– Если в ООН звонить собрался, то зря, – грустно пошутил Гаврош. – Они за геноцид русского народа!
