Я хотел идти первой же ночью, но Марина вцепилась в меня. Мол, не пущу. Поразмыслив, я сам решил, что рубить сплеча не надо, и остался.
Мне надо было снять стресс, да и она в этом очень нуждалась. Два человека, мужчина и женщина, в бушующей гневом и ненавистью, враждебной, сошедшей с ума стране.
Знаете, я далек от идеализации наших отношений. Более того, этой связью я когда-то разрушил свою семью, и так не слишком благополучную, но все-таки. Все это сильно походило на пользование друг другом. Я – стареющий негодяй, охочий до молодого женского тела. Она – хитрая дрянь, решившая пробиться наверх с низкого старта, то есть лечь под начальника. Но все это бред, мусор, пустые слова. Они ничего не значат после того, что произошло между нами этой ночью.
Я не знаю, что будет дальше, вообще сомневаюсь, удастся ли нам выбраться живыми из этой передряги. Но эта ночь навсегда останется со мной.
Надеюсь, что и с ней тоже.
Утром я поехал на рынок, купил ксиву частного предпринимателя и лицензию таксиста. То и другое легально делается в Киеве долго и муторно, намного сложнее и дороже, чем у нас в России. Но на рынке мне все состряпали за полчаса, причем на защищенных бланках с водяными знаками, которые перекочевывали на рынок из стен налоговых и лицензирующих органов. Безумие и дикость здешних законов компенсировались их повальным невыполнением. Украинская государственность расползалась, растворялась как грязная тряпка в кислоте, а люди просто старались выжить, кто как мог.
С этими вот портянками, купленными на рынке, я пошел в контору, которая сдавала в аренду автомобили, и взял там старенький, но еще вполне себе ходкий «Рено». Документы мои отксерили, но пока не проверяли. Все ограничилось диким залогом, который я вынужден был оставить за машину.
Теперь у меня был собственный транспорт, причем чистый. Обычно на такси менты не обращают внимания. Если стопорнут и найдут в салоне снайперскую винтовку, можно сказать, что ее оставил один из пассажиров. При не слишком тщательной проверке прокатит и такая ахинея.
Уже на машине я прикатил на съемную квартиру.
Марина привела себя в порядок, оделась, даже как-то умудрилась вычистить свою дубленку. В ней она каталась по грязи, спасаясь от пуль.
Я протянул ей букет роз. Купил, какой уж смог, не продают теперь в Киеве нормальных цветов. Она уткнулась лицом в шелковистые лепестки. Восьмое марта!..
– Ты в порядке? – спросила Марина.
Почему-то мы посмотрели на разложенный диван, заправленный несвежим, затхлым бельем, и смутились.
Вместо ответа я забрал коробку, в которой теперь хранилась винтовка.
– Ты позвонила?
– Да, все нормально. В отеле чисто, охрана усилена.
– Будь осторожна.
– Ты тоже.
«А может, не надо?» Этой вот глупости, которую сказали бы сейчас девять женщин из десяти, Марина говорить не стала. Она уже давно поняла, что остановить меня невозможно.
– Пошли.
Мы захлопнули дверь. В ящике, стоявшем в прихожей, я оставил ключ для тетки Тетяны, сунул его в конверт вместе с сотней долларов. Надеюсь, они ей помогут дотянуть до весны.
Марину я высадил у станции метро. Вроде бы за нами не следили.
Мне было проще хотя бы потому, что я не ставил перед собой никакой конкретной цели, даже не знал, кто попадет на прицел. Я просто хотел найти какое-нибудь нацистское кубло, убедиться в том, что это именно оно и есть, потом пострелять столько, сколько смогу, и дай бог ноги.
Упоминание бога тут, кстати, очень даже уместно, потому что не я придумал «Око за око, зуб за зуб». Эти люди, кем бы они ни были, сознательно делают зло, вступают под знамена со свастикой и «волчьим крюком», берут в руки оружие, понимая, что будут убивать людей.
Да, большинство из них – совсем молодняк, некоторым и двадцати нет. Но тут «онижедети» не прокатит. Они опрокинули страну, толкнули ее в пропасть гражданской войны. Эти дети брали в руки оружие и уходили на Восток убивать, а потом с хохотом делились друг с другом новостями в социальных сетях. Мол, выпустили по Горловке два пакета «Града», а если что, скажем, что не мы.
Пришло время взрослеть. Если ты встал под нацистский флаг, значит, отвечай за себя. А ответ тут может быть только один.
И все равно я цедил соцсети, потому что не хотел, чтобы под пулю попали посторонние. Даже если в каком-то месте расположен штаб правосеков или в каком-то клубе проходит вечеринка в пидтримку ДУК «Правый сектор», все равно там могут быть посторонние люди, пришедшие по другим делам, из-за любопытства, просто открывшие не ту дверь. А мне нужен был верняк, сто процентов. Это очень важно для меня, для осознания своей правоты.
Такой вот верняк я нашел на одной из страниц в «Фейсбуке». Киевское отделение ПУ, «Патриота Украины», боевого крыла «Социал-национальной ассамблеи», объявило вышкил. Эти подонки до того оборзели, что не стали скрывать дату, время и место сбора. Видать, жареный петух по-настоящему еще не клевал.
Переночевал я в машине, перед этим спрятав винтовку у теплотрассы за гаражами. Питался я тем, что покупал в ларьках, пил бутылочную воду. В Интернет не выходил, телефон отключил. Если кто-то поставил цель найти меня, то не представляю, как он мог бы это сделать.
Утром, еще затемно, я выдвинулся на позицию.
Чтобы вы знали, этот самый вышкил был мероприятием, обязательным для всех украинских националистических движений. Пошел он из Львовщины и представлял собой обязательный тематический полевой выход.
Вышкил может длиться от четырнадцати до тридцати с лишним дней и включает в себя как лагерные занятия, так и марш-бросок по территории, якобы принадлежащей противнику, с имитацией или даже реальным совершением подрывных действий. В лагерной части вышкила все просто жили в палатках, у костров, учились длительное время существовать в лесу, питаться той пищей, которая тут есть, охотиться и ловить рыбу, проводили занятия по идейно-политической, рукопашной и тактико-специальной подготовке. В рукопашке часто использовали не патриотический боевой гопак, а вполне реальные кикбоксинг, карате, самбо.
В последнее время вышкил часто стал проводиться без выезда далеко за город. Он сделался короче – от двух до семи дней. Занятия проходили в опустевших лагерях, на базах отдыха, территориях воинских частей. Он включал в себя зачистку помещений и городской бой. Но суть вышкила от этого не менялась. Фашисты готовились убивать.
Я сидел в задней части машины. Так работали иракские снайперы во времена американского вторжения. Только они обычно использовали АКМ.
Я через прицел рассматривал парней, собирающихся на остановке. Молодые, почти у всех бундесверовский флектарн, рюкзаки и карематы за спиной. Знакомятся друг с другом, курят, что-то обсуждают и не подозревают, что в трехстах метрах от них затаился снайпер.
Завтра в киевских газетах появится материал о новых зверских убийствах. Интересно, а вот зачем они сюда пришли, чего ждут? Хлопцы вообще понимают, что жизнь одна, ее не перезагрузишь так вот запросто, как в компьютерной стрелялке? До ребят доходит, что их тоже будут убивать? Эти умники в курсе, что значит «волчий крюк» на знамени, под которое они встают? Наконец, они соображают, что им придется отвечать за все те беды, которые обрушились на Донбасс?
