— Позвали нас.
— Правда? Ну, иду… — Кряхтя, Ильинский сгреб со стола предусмотрительно выложенные из карманов формы очки в чехле, ручку и пустые бланки карт вызовов. — Риточка?
— Да? — девушка остановилась в дверях.
— Возьми карту, будь добра, я сейчас.
— Хорошо.
Нагулянный на бригадной работе простатит давал о себе знать после мочеиспускания жжением в уретре и тупой ломящей болью в паху. Ильинский поморщился, выходя из туалета и направляясь к раковине. Боль не сильная, но мерзкая. И если бы она одна…
После нагретой комнаты коридор первого этажа подстанции пахнул нетерпимым холодом открытой двери, которую всегда бросали нараспашку исцеленные амбулаторные больные. Врач тяжело брел к диспетчерской, мельком глянув на часы. Половина четвертого. Самое рабочее время. Рита зябко ежилась у окошка, держа в руках карту. Ильинский забрал у нее документ. Замечательно — шестьдесят четыре года, бронхиальная астма, приступ. Его контингент как раз — больные бабушки. Старше пятидесяти диспетчерская ему практически не давала, за исключением травм и уличных случаев. Видимо, потому, что он не «делился».
— Поехали.
— Задолбали эти бабки, — тихо произнесла Рита, поднимая тяжелую терапевтическую укладку. — Первый раз замужем, твою мать. Не знают прямо, что при астме делать.
— Вызов-то на руках, — вздохнул Ильинский. — Куда денешься?
Врач и фельдшер вышли под моросящий дождь на улицу. Водитель спал на переднем сиденье машины, подложив под голову подушку из салона. Ильинский постучал согнутым пальцем по стеклу, привлекая его внимание.
— Что, вызов, Иваныч? — взметнулась растрепанная голова.
— Он самый, Саша. Заводись.
— Сколько можно уже? — прорычал водитель, поворачивая ключ в зажигании. Сзади хлопнула дверь салона, и личико Риты появилось в окне:
— Сашка, Гагарина, тридцать девять, квартира шесть.
— Да хоть тридцать шесть! Что там?
— Лечить пойдешь? — фыркнул Ильинский.
— Я? На кой?
— Тогда не задавай лишних вопросов.
— Все подкалываешь, Иваныч. Сам, что ли, рад?
— Да кто ее спрашивает, мою радость-то? Поехали давай, раньше сядем — раньше выйдем.
— Машина же холодная!
— Согреется по пути. Поехали, сказал!
Несколько раз судорожно дернувшись, «газель» развернулась на станционном дворе и выехала за ворота.
Адрес находился недалеко, буквально в десяти минутах езды. И на том спасибо.
— Машину не глуши, пока не согреешь салон, — буркнул Ильинский, вылезая. — Понял?
Водитель что-то неразборчиво проворчал в ответ.
— Саша! — повысил голос врач. — Если моя фельдшер себе что-то простудит, не обижайся тогда на меня!
Они вошли в пропитанный кошачьей мочой и теплой канализационной вонью подъезд «сталинки». Старые деревянные ступени прогибались под ногами, сигнализируя о пришельцах разнокалиберными скрипами. После подъема на третий этаж Ильинский остановился, прижавшись к перилам. Нет, все же годы дают о себе знать — вдобавок к не отпускающей боли в паху и мошонке, в груди сильно закололо.
— Вам плохо, Борис Иванович? — встревоженно спросила Рита. — Опять мерцательная
[33]
?
— Бери выше, — болезненно усмехнулся врач. — Стенокардия это, девочка. Сейчас, подожди, через минуту пройдет…
Дверь квартиры, напротив которой они остановились, открылась.
— Ну, и долго вы тут отдыхать собираетесь? — поинтересовалась толстая дама в безразмерной футболке и драном трико. Судя по всему, за происходящим она наблюдала в глазок двери. Рита сморщила нос от неприятных запахов, ударивших из квартиры. — Вы «Скорая» или кто вообще?
— Простите, какое ваше дело? — с ненавистью глядя на толстое, щекастое лицо, спросила девушка.
— Это я вас вызвала к Марье Никитичне, между прочим. Она инвалид, задыхается — а «Скорая» тут на лестнице прохлаждается. Хорошо работаете!
— Женщина, почему бы вам не свалить обратно в свою конуру, а? — опасно сощурила глазки Рита.
— Все-все, угомонитесь, — произнес Ильинский, переводя дыхание. — Рита, звони.
Фельдшер, все еще гневно раздувая ноздри, надавила пальцем на кнопку звонка.
— Он не работает, — злорадно сказала дама. — Я вам по «03» все сказала, чем вы там только слушаете?
— Короче! — Рита сильно толкнула дверь, распахивая ее внутрь. — Пойдете, доктор.
— «Пойдемте, доктор», — передразнила соседка. — Да уж будьте любезны, доктор, если вас не затруднит, доктор, войдите к больной, пожалуйста.
Сжав зубы, Ильинский прошел вслед за Ритой по жутко захламленной прихожей, уставленной шкафами, тумбочками, этажерками, обувницами с окаменевшей от времени обувью пятидесятых годов выпуска, завешенной паутиной и архаичными календарями. Медиков встретила типичная комната одинокой пенсионерки, с громадной кроватью, украшенной пирамидой подушек, аккуратно покрытых вышитой салфеткой. Разумеется, стены были увешаны портретами подтянутых мужчин в форме с бледными лицами покойников и надменных дам, поглядывающих на пришельцев в три четверти оборота овальных лиц. Сервант был уставлен фарфоровыми статуэтками танцовщиц, кавалеров с гитарами и собак, вперемежку с фужерами, рюмками и коробками из-под лекарств.
Больная лежала на диване, поглядывая на вошедших из-под одеяла.
— Как вы себя чувствуете, Марья Никитична? — с фальшивой, как четырехрублевая монета, заботой в голосе, произнесла втиснувшаяся вслед за медиками толстая соседка. — Вам хуже, да?
— Все так же, Надечка, — проскрипела старушка.
— Так же — это как? — поинтересовался Ильинский, снимая с шеи фонендоскоп.
— Может, вы сначала помощь окажете, а потом разговоры разговаривать будете? — злобно спросила соседка, уперев руки в жирные бока.
— А может, вы заткнетесь и покинете помещение? — повернулся к ней врач. — Вы мешаете работе бригады! Выйдите!
— Вы как со мной разговариваете?!
— Так, как считаю нужным, — отрезал Ильинский и повернулся к больной. — Я вас слушаю, женщина. На что жалуетесь?
— Вот хамло приехало! — взвизгнула соседка. — Это у нас «Скорая» такая! Ну-ну! Я этого так не оставлю!
— Бабушка, у вас паспорт есть? — поинтересовалась Рита, разворачивая на столе карту вызова.
— Ее паспорт у меня! — тут же вклинилась соседка. — Вам какое дело до него?
— Нужен для оформления официальной медицинской документации, — насмешливо сказала Рита. — Не возражаете?
