— Ладно, ладно, не заводись только!
— Хрена мне заводиться? — вопреки заданному вопросу завелся я. — И так спокоен вот, как подбитый танк! Ты спросил — я ответил!
— Антох, на меня только не гони, ладно? — посерьезнев, предупредил Серега. — Это не я тебя бросил.
Третья затяжка встала комом в горле. Я в ярости швырнул сигарету в окно, мельком заметив вспыхнувший и погасший сноп искр, когда она ударилась обо что-то темнеющее в сгустившихся сумерках.
Мы помолчали, слушая грохот носилочных колес о лафет. Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, подергав диафрагмой. Хватит… действительно, хватит. Моя прошлая любовь — это утиль, мертвый груз, который нет смысла гальванизировать и ворошить, разыскивая крупицы золота в куче мусора. Особенно если этих крупиц там не было изначально. Как нет смысла склеивать разбитую чашку — один черт не будет такой, как раньше, все равно будет протекать. А я этими «протеканиями» сыт по самое горло. В конце концов, я жив и здоров, сам себе хозяин, работаю на любимой работе, а Кристина… проблемы сейчас именно у нее, а не у меня. Значит, все же получила то, на что так долго и упорно нарывалась. Вот и ладушки, как говорится.
Я тряхнул головой, прогоняя остатки мыслей.
— Извини, Сереж… неправ был.
— Да забыл уже, — смущенно буркнул напарник. — Оно и понятно — нервы, эмоции, чувства.
— В задницу эти чувства, — с силой сказал я. — В глубокую и самую вонючую задницу, которая только существует на свете. Да на веки вечные.
— Это к нам на бригаду, что ли?
Анна Викторовна недовольно обернулась на наш совокупный хохот, но ничего не сказала.
* * *
Автобусная остановка на улице Каштановой, выхваченная из темноты светом «газельных» фар, зевнула нам равнодушной пустотой, без малейшего намека на человеческое присутствие среди многочисленных пустых пивных бутылок, искалеченных раздавленных окурков и причудливо извитых презервативов, щедро рассеянных под бетонными сводами и оригинально надетых на обломанные ветки бузины, обнимающей здание остановки сзади.
— Будет встречать на автобусной остановке, — ядовито процитировал диспетчера Серега. — И почему я такой доверчивый?
Я молча уставился в открытое окно.
Данная остановка была конечной и представляла собой небольшую бетонную площадку, стиснутую практически со всех, кроме въезда, сторон подступившим к небольшому ограждению из дикого камня, лесом. Мрачные черные в наступившей темноте кроны вознеслись высоко вверх, нависая над нашей машиной, как великаны из страшной сказки. Лишь с одной стороны их подсвечивала поднимающаяся где-то за горами луна. Естественно, ни одной машины и ни одного человека здесь не было. Да и вообще, сам вид остановки говорил о том, что сюда заросла народная тропа еще лет пять назад, когда отменили рейсовые автобусы, заменив их маршрутными такси и которые селяне научились перехватывать за полкилометра отсюда, около местного сельпо.
Слева лес резко вскидывался вверх, потому как рос на серьезного наклона и высоты горе, упиравшейся в звездное небо, подернутое легкими тучками, едва видными в зыбком лунной свете.
Над нашей головой со скрипом завертелись «мигалки», и динамик, повинуясь нажатию пальца Анны Викторовны, несколько раз раздраженно крякнул, пронзая затихший лес громким неприятным звуком. Серега распахнул дверь салона и выпрыгнул наружу, с наслаждением хрустя затекшими суставами.
— Может, очередной «лажняк»? — с надеждой поинтересовался он.
Словно опровергая его слова, из-за дерева показалась фигура, быстрой походкой направившаяся к нам.
— Вы из «психушки»? — спросила женщина, вложив в последнее слово слоновью дозу презрения. — Долго едете!
— Мы со «Скорой помощи», — холодно ответила Анна Викторовна. — Психиатрическая бригада.
— Да мне все равно. Это я сделала заказ.
— Заказы в ресторане делают, милая, — влез Серега, недовольный началом разговора. — Официантам.
— За наличные, — зло добавил я. Шутки шутками, но Викторовну обижать мы не позволим, в какой бы обоюдной обиде не были.
— Может, потом своими нравоучениями займетесь? — окрысилась пришедшая. — Там ваш больной мне весь дом расколотил, пока вас где-то носит!
Я с любопытством посмотрел на жену больного. Внешне — женщина как женщина, одета довольно просто, на ногах серо-грязные кроссовки, ярко гармонировавшие с чернильно-черной юбкой, отороченной болтающейся снизу бахромой (Серега называл такие предметы туалета «занавесками»), на голове клетчатый платок, стянутый узлом у узкого подбородка. В принципе в свой четвертый десяток лет выглядит неплохо, лишь злое выражение лица портит так удачно складывающееся при первоначальном осмотре впечатление. Злость ее, разумеется, объяснима — психбольной дома, периодически вылетающий из ремиссии, способствует атрофии толерантности к его фокусам даже у памятника. Однако вектор приложения ее ошибочен — не мы являемся виной тому, что о болезненном состоянии своего мужа она заявила тогда, когда он дошел в обострении до того, что перестал понимать слова. Впрочем, проводить сейчас просветительскую работу нет смысла — ситуация не та.
Врач выбралась из кабины, расправляя халат. Ростом наша Викторовна невелика, а жене больного оказалась и вообще по грудь. Презрение во всем облике вызывавшей только усилилось.
— Что, вас только двое? — спросила она, окатывая нас взглядом матерого работорговца со стажем. — Можете не справиться. Раньше другие приезжали, поздоровее.
— Раньше люди на деревьях жили, — оборвал ее я, уязвленный подобным отношением к себе и своей комплекции человека, вызвавшего нас для помощи. — Может, отложим ностальгию на потом? У вас там, если не ошибаюсь, больной буянит?
Взгляд, который я получил в ответ на свою отповедь, проинформировал меня, что одним кровным врагом на свете у меня стало больше. И пусть его. Женщина молча развернулась и зашагала к лесу.
— Идти далеко? — спросила у удаляющейся спины Анна Викторовна.
— Далеко, — раздался ответ.
— Доктор, сидите в машине, — предложил Серега. — Мы его притащим, а там уж и посмотрите.
Я согласно закивал. Толку от нее, если назревает драка, будет немного, а идти по ночной лесной тропинке, да еще и под уклон, мы с ней будем не меньше часа. Наш клиент успеет за это время три раза смотать удочки. Что чревато повторным вызовом, в более позднее время.
Анна Викторовна окинула нас подозрительным взглядом.
— Ладно, только без мордобоя… лишнего.
— Обижаете, доктор. Мы теперь смирные, будем бить только с вашего разрешения.
— Чешите давайте, — фыркнула врач, поворачиваясь к машине.
Мы вдвоем, рассовав по карманам вязки, направились к ограждению остановки, в котором зияла черная брешь, выломанная неведомым титаном. Прямо от нее куда-то под гору уходила утоптанная полоска, с естественными ступенями, образованными торчащими там и сям древесными корнями. Их, правда, я сумел рассмотреть, только когда внизу щелкнул фонарик. Склон был довольно крут, и мы, стараясь не чертыхаться, направились за бодро идущей женщиной, освещавшей дорогу (в основном, правда, себе).
