Возле крыльца, отделенного от двора металлической беседкой, увитой спелым уже виноградом, сидят несколько выздоравливающих, безучастно глядя на наш приезд. Узнать их можно легко — шаркающая походка, потерянный взгляд и слабая координация движений из-за плавающих в крови бензодиазепинов
[17]
. Двоих я узнаю — привозил их в прошлую смену. Тогда, правда, они были буйные и прыгучие, а ныне спокойней убитого льва.
Медсестра приемного курила на крыльце, с неудовольствием глядя на нас. И правда, чего ей радоваться-то? Работа с очередным, пропитанным приятными запахами и не отличающимся изысканными манерами, пациентом — это отнюдь не повод для того, чтобы ходить колесом от счастья.
— Где вы его откопали? — раздраженно поинтересовалась она, выбрасывая сигарету.
Ничего тут не меняется.
— На помойке, как обычно, — грубо ответил я. Подобные идиотские вопросы, с разной степенью негативной окраски интонации, мы слышим почти в каждый наш приезд, поэтому успели достаточно озвереть.
— Хамит еще…
— Моя хорошая, — прищурился Серега. — Мы сейчас вручим тебе больного, повернемся и уйдем — а привязывать будешь сама. Сделать так?
Наша оппонентка мгновенно сбавила тон, ибо угроза весомая. Санитаров, которые бы занимались фиксацией и обезвреживанием буйных больных, в наркологии нет — уж не знаю, почему. По умолчанию, всех привезенных отводит в отделение и привязывает к кровати, сдерживая возможные трепыхания, психбригада, хотя делать это не обязана. Просто персонал диспансера, в силу своей «стационарности», об этом часто забывает, поэтому приходится не совсем коллегиально напоминать.
— Слышь, я туда не пойду, — тревожно произнес Альберт. Я, придерживая его за руку, ощутил, как напрягается его бицепс. Хороший такой бицепс, округлый. Ой, сейчас начнется!
— Очень зря, — сказал я как можно равнодушнее. — Мы для тебя же стараемся, а ты еще и выпендриваешься. Ты людей лечишь?
— Ну?
— Баранки гну. А лицензия у тебя на эту деятельность есть?
Пациент непонимающе вытаращился на меня.
— Нет, конечно, — сам отвечаю на свой вопрос. — Тебя, дорогой мой, посадить могут за осуществление нелицензированной медицинской и параэзотерической деятельности. В наше время с этим знаешь как строго?
— А мы тебе сейчас абсолютно бесплатно карму продиагностируем, ауру измерим, психополе откалибруем и выдадим сертификат, — продолжает мою речь Серега, пихая меня ногой — молодец, мол. — И тогда лечи своих динозавров на здоровье. Пошли.
Так мы и зашли в приемное отделение, где уже сидела Анна Викторовна, беседующая с наркологом, перед которым лежало наше направление на госпитализацию. Осмотр, слава богу, много времени не занял — врач задал клиенту несколько вопросов, послушал легкие, измерил давление и махнул головой в сторону отделения.
— Да что вы, не стоит просьб, мы и сами собирались, — раздраженно пробубнил Серега, уже выходя из кабинета с Альбертом под ручку. Я шел следом, держа в руках вязку, чтобы в случае необходимости накинуть ему на шею. Что запрещено, конечно, но очень эффективно. Силой психбольного не сломать, каким бы ты Шварценеггером не был. Они жутко гиперактивны и обладают просто нечеловеческими способностями в пользовании своим опорно-двигательным аппаратом. Я лично видел, когда одна, не слишком крупная телом дама, буде в обострении своей шизофрении, расшвыряв двух охранников, выволокла на улицу из приемного травмпункта тяжеленную кадку с растущей в ней пальмой и весящую порядка трехсот килограммов. Позже пятеро мужиков кряхтели, затаскивая ее обратно. Кадку, в смысле. Зато дышать хотят все, и нормальные, и душевнобольные. И если вовремя применять удушающий захват, можно легко нейтрализовать любого, даже самого опасного больного. Главное — не передержать.
— Вот сюда ложись, — подтолкнул Серега пациента к пустой кровати в палате.
— А зачем? — подозрительно спросил тот, не двигаясь с места.
— Это диагностический топчан ДТ-5, — нашелся я. — Давай, давай, ложись, да не ерзай сильно, настройку собьешь.
Альберт недоверчиво укладывается на кровать, а мы с напарником начинаем торопливо привязывать его руки и ноги вязками к кроватной раме.
— Клеммы подключены, — отрапортовал я вошедшей медсестре, несущей стойку с флаконом физраствора, уже сдобренного лекарственными препаратами. — Давайте диагностическую смесь.
Серега натянул жгут на правом плече привязанного пациента, а медсестра, установив стойку, принялась смачивать вату спиртом.
— Ты сколько весишь, Альберт? — серьезно, насколько это было возможно в данной ситуации, спросил я.
— А черт его… ну, килограмм семьсот… так где-то…
— Понятно, — не меняя выражения лица, я вдумчиво порассматривал шкалу на флаконе, после чего щелкнул по ней пальцем. — Тогда ему по программе 7-4Ф, полное обследование кармы и ауры.
В вену вонзается игла, и раствор заструился по трубке, каплями опадая в контрольной колбе системы.
— Все, лежи ровно, дыши глубоко и молчи! — строго сказал Серега. — Иначе всю настройку собьешь. Понял?
— Да понял…
— Молчи, говорю! Кивни, если хочешь что-то сказать.
Мы выходим на улицу, навстречу послеполуденному жару. Во дворе диспансера тишина, больные ушли, оставив несколько вяло дымящихся окурков в урне. Я первым делом распахнул дверь в машину и щедро окатил гипохлоритом из бутылки на то место, где сидел наш больной. Протру все потом — пусть сначала хлор сожрет все запахи в машине, а том числе — и тот, от которого меня уже начинает воротить…
Мы уселись на лавочку возле яблони, уже увешанной тяжелыми, хотя и зелеными, крупными плодами и закуриваем.
— Уходить я буду с «психов», Серега, — внезапно сказал я.
— Почему?
— Да не знаю… Надоело. Все одно и то же каждую смену, чувствую себя уже не медиком, а вертухаем каким-то. Работа одна — приехали, дали в морду, завязали, отвезли. Все. Я уже начинаю забывать, как в вены колоть. И ЭКГ мы последний раз снимали два года назад.
— Дело твое, — с деланым безразличием ответил Серега. — А куда хочешь?
— На общую хочу.
— К бабушкам, температурам и больным животам?
— И к ним тоже. Веришь — нет, соскучился.
— Всегда знал, что у тебя с головой не все в порядке, Антоха, — хмыкнул Серега, пуская в пролетающую мимо пчелу струю дыма. — Соскучился он… А я, к примеру, с кем работать буду, а?
— Мишку с «детской» бери, — озарился идеей я. — Он давно у Валерьянки просился на «семерку», она его все отфутболивала — мест, мол, нет. А так мы с ним поменяемся, не глядя. Он же поздоровее меня будет.
