– Добивать не будем, – было первым, что сказал Глеб, когда бешеная пальба наконец затихла. – Или сами сдохнут, или черт бы с ними. И без того расход патронов жуткий. Грузимся в лодку, Олег – на весла. А ты, Леха, перевяжи руку Андреичу. Ему и без того тяжко: вчистую проиграл.
– Еще чего! У меня на две штуки больше, причем самых крупных, – делано возмутился Киреев.
– Та парочка не в зачет. Они сами от страха сдохли, когда Гуров стрелять начал, – не согласился с ним Чужинов.
– Ладно, так уж и быть – ничья. – Киреев вернул автомат Олегу, принимая от него карабин.
Отстегнув магазин, Прокоп удивился:
– Так ты даже расстрелять его не успел.
– Успеешь тут за вами, – проворчал Олег. – Нет, это надо же! – В который раз уже оглядел он усеянную тварями песчаную косу. Некоторые из них еще шевелились, а одна все пыталась ползти, чтобы добраться до ненавистных ей людей. – Никогда бы не поверил, если бы все не на моих глазах произошло!
Лодку несло течением, отдаляя от косы все больше и больше, и люди в ней молчали, заново переживая то, что едва не случилось с ними не так давно.
– Сейчас бы хряпнуть чего покрепче, чтобы отпустило; столько нервов потрачено, – сказал наконец Прокоп, прижимая перебинтованную ладонь к груди. – Режет, собака, – пожаловался он на боль в руке.
– Да не вопрос, имеется. – И все же сначала Гуров взглянул на Чужинова, но тот лишь отмахнулся: доставай.
– Надеюсь, песни горланить не станете, – только и сказал он.
Олег порылся в рюкзаке, извлек литровую пластиковую бутылку, доверху заполненную светло-коричневой жидкостью.
– Самогон? – поинтересовался Прокоп и, когда Олег кивнул, недовольно сморщился.
– Извиняй, Андреич, коньяка нема. Зато в нем градусов семьдесят, не меньше. Кстати, из Позднякова.
– Из того дома, где вы заночевали?
– Ага. Захватил вместо обезболивающего. Читал в детстве книжку про партизан, так в ней написано, что при ампутации стакан самогонки давали – больше нечего было, а затем садовой пилой… – И Гуров вздрогнул, вероятно, представив все вживую.
– Тогда совсем другое дело. Нет, пилить мне руку нужды нет, но Фомич – хозяин дома – в этом деле дока был, царство ему небесное. Он его всегда на кедровых орешках настаивал. Младший сын откуда-то с Севера их присылал. На что я не любитель, но по случаю никогда не отказывался. Хороший был дедок, заодно и помянем, его и всех остальных.
Киреев, не глядя, запустил здоровую руку в рюкзак, извлек алюминиевую кружку.
– Все будут? – Он сунул емкость в руки Варнакова, зубами скручивая пробку с бутылки.
Леха кивнул, не сводя глаз с бутылки. Затем сглотнул, отчего кадык на его худой шее дернулся, как затвор.
– Ну, в тебе-то я даже не сомневался. – Прокоп налил в кружку примерно на треть. – Пей.
– И чего торопитесь? Олег, греби к бакену. Привяжемся за него, заодно и перекусим.
– А чего тянуть? – И Варнаков лихо махнул самогон. Зачерпнул кружкой воды из-за борта, запил. Посидел некоторое время и сказал, уже слегка заплетающимся языком: – Не, хороший Фомич был мужик, и руки у него золотые были.
– В этом ты, Леха, весь, – назидательно произнес Прокоп. – Стоит тебе лишь на пробку наступить, и ты уже пьян, аки свин. Больше не налью, даже не проси.
– Как будто бы отпустило, – некоторое время спустя сообщил Киреев, когда с нехитрой снедью было покончено, а бутылка опустела больше чем наполовину. – Верно говоришь – анестезия. – Прокоп осторожно пошевелил пальцами израненной руки. – Тогда, под мостом, думал, все, без пальцев останусь, – поделился он. – Признаться, после всего этого мне окончательно спасать кого-то расхотелось.
Сказать по правде, Чужинову и самому совершенно не улыбалось лезть в город, где количество тварей должно быть запредельным.
– Грустно все это, – неожиданно выдал Олег Гуров.
– Ты о чем? – вяло поинтересовался Глеб.
С неба светило жаркое солнышко, за бортом весело журчала вода, а после стаканчика действительно неплохой на вкус самогонки и на душе было если не благостно, то по крайней мере не хотелось думать ни о чем плохом.
– Да обо всем сразу. Ведь если вникнуть, что получается? Ладно, люди погибли, хотя и не совсем ладно. Читал я, в Европе от чумы в средние века четверть населения вымерла. Сейчас, а в этом можно даже не сомневаться, погибших значительно больше, даже если не принимать во внимание тех, кто стал тварями, хотя не известно еще, что хуже. Но ведь кто-то же выжил? Насколько помню, без электричества миллионы и миллионы по всему миру живут, что даже удивительно. Словом, должны люди остаться, много людей. Но суть не в этом.
– А в чем суть? – Прокоп смотрел куда-то за спину Гурова.
– Да в том, что перебьем мы тварей рано или поздно, или сами они сдохнут от старости, от болезней каких-нибудь, или зимой все вымерзнут, но проблема-то останется! Электричеством по-прежнему пользоваться будет нельзя. И кто мы без него? Обратно в каменный век? У нас же вся цивилизация на нем построена, и альтернативы нет. Ну и как тут не загрустишь?
– А ты не думай об этом. – Киреев по-прежнему, не отрываясь, глядел за спину Олега.
– Ну и о чем мне думать?
– Да хотя бы о том, что происходит на той косе. И еще, могу тебя обрадовать, от старости они точно не вымрут.
В бинокль хорошо было видно множество тварей, собравшихся на песчаной косе. Той самой, на которой они полчаса назад устроили славную бойню, уменьшив поголовье хищников сразу на несколько десятков. Вот только теперь их там даже на беглый взгляд было больше сотни, и все они занимались тем, что пожирали мертвых собратьев.
– Каннибалы. – Оторвав бинокль от глаз, Гуров нервно вздрогнул. – Ну и что в них осталось человеческого?
– Как будто раньше люди друг друга не жрали, – зло ощерился Прокоп. – И в прямом смысле, и особенно в переносном. Ты главное-то увидел?
– И что там главное? Что их очень много?
– Да то, что там детенышей хренова туча! Забыл, что ли, как Стариков рассказывал: дети тварями не становятся. Следовательно, эти народиться уже успели. Сколько прошло, когда все случилось? Три недели? Четыре? А они уже успели! Месяц на все про все! И на случку, и на беременность, и на то, чтобы они уже бегали и жрали! Ты представляешь, как мало им понадобится, чтобы их популяция всю землю заполонила! В чем я не прав? – обратился Прокоп уже к Чужинову, и тот лишь кивнул: все верно.
Затем, подумав, сказал:
– Рано делать выводы. Возможно, они уже были беременными, когда тварями стали.
– Да пусть бы даже и так. И все же мне совсем в город наведываться перехотелось. – Киреев искоса взглянул на него. – На них же никаких патронов не хватит. Не факт, что мы кого-нибудь там найдем, не факт, что нам удастся раздобыть хоть какой-нибудь снаряги, а вот то, что можем серьезно влипнуть… Вот ты, Леха, что об этом думаешь? – вероятно, надеясь на поддержку, обратился Прокоп к Варнакову, откинувшемуся спиной на пластиковый борт лодки и до сих пор не произнесшему ни слова. – Развезло тебя, что ли? Казалось бы, с чего?
