– Значит, так, смотри и слушай внимательно. У этого пистолета, в отличие от пээма, предохранитель снимается вверх. Видишь красную точку?
Перед тем как отдать вальтер мальчишке, Глеб внимательно его осмотрел, вынув обойму и сняв затвор. Пистолет оказался в превосходном состоянии. И еще, он не ошибался: калибр у пистолета действительно был мал, пять и шесть миллиметра, или двадцать второй. Словом, то, что называется «мелкашка». Патрон кольцевого воспламенения с безоболочечной пулей, больше всего подходящий для охоты на мелких грызунов. В детстве они с пацанами мастерили самоделки под такой патрон. Ничего сложного: две трубки, вложенная одна в другую, болт и резинка от велосипедной камеры. Его друг даже ладонь себе прострелил, слишком ненадежная конструкция.
Ну и позже приходилось иметь с такими патронами дело: со снайперской винтовкой, разработанной на основе биатлонной. Но она так, против собачек и людей, не защищенных бронежилетами, на дистанции тридцать – сорок метров. Собачкам, и не каким-то там дворовым цепным барбосам – специально обученным псам, его научили рвать пасть в самом прямом смысле этого слова. Именно пасть – наиболее уязвимое место. Вернее, не пасть – нижнюю челюсть. Но много ли это меняет? Вот только эти существа совсем не собаки, а у такого калибра при отличной баллистике останавливающее действие никакое. Увеличить его, конечно, можно путем нехитрых манипуляций с пулей, но вряд ли даже этого хватит.
– Дед рассказывал, такие когда-то были у британских коммандос, – сказал вдруг Егор, видя, как внимательно рассматривает Чужинов пистолет.
– Держи, – Глеб протянул ему собранный вальтер, – и не забудь, что предохранитель снимается вверх.
Он не представлял, что делать дальше и куда направиться. Чужинов знал только одно: теперь у него есть цель – этот мальчишка должен остаться жив, и все его дальнейшие планы приобретали хоть какую-то осмысленность…
– Во, еще одна тварина сдохла, – известил всех Семен Поликарпов, дежуривший у входа на чердак.
– Может, повезет, как тем? – Голос Кирилла Лажева звучал без особой уверенности.
– Вряд ли, чтобы они все вдруг сразу сдохли, единственный раз и слышал о подобном случае, – засомневался Поликарпов.
Каждый знал историю о том, как однажды немалая стая тварей, загнавшая несколько человек на крышу, вся передохла в течение нескольких часов прямо у них на глазах.
Мертвых тварей попадалось достаточно и раньше, но чтобы вот так, разом… Когда впервые начали обнаруживать трупы, причем в немалом количестве, люди воспрянули духом: глядишь, через какое-то время все хищники передохнут. Увы, надеждам сбыться было не суждено: отродий меньше не становилось.
Глеб слышал множество версий произошедшего, и одна из них показалась ему наиболее правдоподобной, а именно: в течение жизни количество сердечных сокращений у живых существ примерно одинаково, что у воробья, что у слона, что у человека, разница только в частоте. У воробья она за тысячу, ни со слоном, ни с человеком не сравнить, соответственно, и срок жизни пичуги очень мал. У тварей пульс огромный, тот же воробей обзавидуется, но и живут они несравненно меньше птиц. Зато и регенерация бешеная, и плодовитость ужасающая. К тому же твари абсолютно нечувствительны к боли, и единственный способ борьбы с ними – убить или хотя бы обездвижить.
«Возможно, те твари и наплодились в одно время. Именно по этой причине все они тогда и передохли у людей на глазах», – предполагал рассказчик.
Дом, принадлежащий прежнему знакомцу Лажева, скорее всего давно уже мертвому, был небольшим – шесть на шесть метров, к тому же часть пространства занимала печная труба кирпичной кладки, и места на чердаке оставалось не так уж много. Хуже того, для теплоты был насыпан шлак, а от него и грязи, и пыли хватает.
– Замо́к, что ли, твой друган не мог сделать? – ворчал Семен.
– Какой замо́к? – Лажев уже наслушался, что у его друга руки не из того места растут и вообще что дом маленький, не кирпичный, не двухэтажный и не забранный по всем окнам толстыми решетками или бронежалюзи. Тогда оставалось бы только проделать в потолке люк.
– Чика терпеть решеток не мог, – поначалу попытался объяснить Кирилл, но потом плюнул.
– Такой замок: мешают глину с опилками, чтобы не растрескалась, и заливают сверху. Держит тепло не хуже, а такой грязи нет, – объяснил Поликарпов. – И где он только шлак в этом захолустье отыскал? – недоумевал Семен.
– В кочегарке. Она школу отапливала, клуб и сельсовет. И вообще: не нравится здесь, вали в соседний дом, он как раз кирпичный.
«Я тоже сомневаюсь, что эти твари передохнут, – думал Чужинов. – Вот в то, что сюда могут заявиться новые, верится гораздо больше. Значит, необходимо что-то предпринять. Только что?»
– Глеб, – отвлек его от размышлений голос Молинова, – взгляни. Видишь ее?
Чужинов кивнул: вижу.
– Как ты думаешь, сама не сдохнет?
– Нет, только если ты ей в этом поможешь, – улыбнулся он.
Через дыру в крыше были видны голова и часть туловища твари, и она явно не собиралась подыхать сама. Убивать тварь, которая вот-вот отдаст концы сама, – лишний перевод патронов, но эта, за которой они наблюдали, явно заслуживала пули.
Молинов перевел предохранитель на одиночные выстрелы, затем плавно потянул спусковой крючок. Тварь как подкошенная завалилась набок и даже дергаться не подумала.
– Сам дорабатывал? – поинтересовался Глеб.
– А чего там военного? – пожал плечами Молинов. – Конечно, сам.
Спуск у таров довольно тугой, но Эдуард положил на крючок самый кончик указательного пальца.
– Глеб, – это была уже Полина, – ничего придумать нельзя? Душно тут – ужас. Что к вечеру-то будет?
– «Придумать»? Можно, Полина, еще как можно. Хватит нам на чердаке загорать, нас поди заждались уже. Сделаем-ка мы вот что…
Глава 5
Приманка для тварей
К утру погода разгулялась, тучи развеялись, и солнце стало по-настоящему жарким. На чердаке стояла духота, и, несмотря на то что доски фронтона давно были выбиты, люди то и дело утирали с лица пот. Земля много дней впитывала влагу и теперь щедро отдавала ее в виде испарений. Крытая железом крыша накалилась, и до нее невозможно было дотронуться. Питьевая вода, несмотря на все попытки экономии, убывала с катастрофической быстротой.
Глеб смотрел на близкую реку Семеновскую, разлившуюся до небывалой ширины.
«В такую бы погоду да на море, – размечтался он. – Искупаться бы, за мидиями понырять, а вечером запечь их на костре, да под вино или пиво. И чтобы Марина была. Хорошая девушка, будь со мной все по-другому, о лучшей подруге и мечтать бы не приходилось».
Рассказывали ему: твари собираются во время шторма на берегу, когда там полно статического электричества. Самому же Глебу однажды доводилось наблюдать, как беснуются они во время грозы, когда воздух буквально им пропитан.
