Его и самого тянуло в этот тихий уголок станции. Здесь было как-то по-особенному торжественно и спокойно, это помогало логически мыслить.
Со стороны могло показаться, что Краснобай просто мается от скуки, но он не бездельничал — мозг Антона Казимировича работал в полную силу. Он думал. Он пытался решить хитрый ребус, который поставили перед ним судьба и «спаситель» Фролов. И именно о Соне Бойцовой, сироте без роду-племени, пропажу которой, кроме разве что Мити Самохвалова, никто бы не заметил, вспоминал Антон чаще всего. Но пока дальше самых общих задумок дело не шло. Краснобай сомневался, станет ли Бойцова вообще с ним разговаривать. Каково же было его удивление, когда она явилась к нему. Сама. И, не откладывая в долгий ящик, выпалила с ходу:
— Привет. Я поболтать пришла.
«Вот это поворот...» — изумился Антон Казимирович. Но к резким кульбитам судьбы купец за последнее время успел привыкнуть.
Однако первое время беседа не клеилась.
— Метро-метро... Что нового может быть в метро? — фыркнула Соня, едва Антон начал рассказывать о последних событиях за рекой. — Каждая станция гордо, независимо кормит вшей. Даже против веганской угрозы никто ни с кем дружить не желает. Угадала? И опять какие-нибудь секты дикие плодятся, точно плесень. Короче, в гробу я его видала, это ваше метро.
Краснобай так и застыл с приоткрытым ртом. Возразить ему на слова Сони было нечего. Антон видел ясно: ненависть Сони к Большому метро не знает границ. А о чем еще с ней говорить, он придумать не мог. Купец хотел уже ретироваться и потому немало удивился, когда Соня отказалась отпускать его.
— Не уходи. Останься, поговорим, — попросила девушка.
— А о чем ты хочешь поговорить? — осведомился Антон.
— Не знаю, — вздохнула Соня. — Просто я... Просто я...
— Устала каждый день видеть вокруг одни и те же лица? — предположил Антон.
— Во. Молоток. В точку! — хлопнула в ладоши девушка и улыбнулась до ушей. — Именно, именно. Молота я тоже знаю давно, а ты — новенький. Кстати, — резко посерьезнела Бойцова, — кто за тобой гонится, Антон? И почему?
Краснобай остолбенел. Он никому в Оккервиле не рассказывал о войне с Жабиными, гибели Жени и прочих своих злоключениях. Об этом даже его люди, Данила и Никита, не знали. Молотов был не из тех людей, кто разбалтывает чужие секреты. В который раз Антон Казимирович понял: Бойцова куда умнее, чем хочет казаться.
— Ты это. Извини, что лезу не в свое дело... — смутилась Соня, — но это ясно, как день. Ты в метро большой человек.
— А! Ну тебя. Таких «больших людей», как я, в Торговом городе — как грязи, — отмахнулся Антон.
— Вот только не надо прибедняться, — осадила его Бойцова. — По нашим меркам — ты большая шишка. Или, ладно, пусть будет большой... Желудь, хи-хи. Больше нравится? И вот ты отправляешься в путь по поверхности, куда не всякий рискнет нос высунуть. Почему? Потому, что очень крутой? Нет. И на сорвиголову ты не похож. Что тебе тут делать? Почему не мог послать вместо себя помощников? Бежишь ты, Антон. Драпаешь от кого-то или от чего-то. Что, не так?
Купец коротко кивнул.
К разговору по душам он был сейчас не готов, да и не воспринимал Антон Казимирович Соню как человека, которому можно спокойно излить душу.
Но несмотря на это он вдруг почувствовал: излить надо. Четыре дня вынужденного бездействия на Ладожской притупили боль утраты. И страхи вроде бы улеглись... Не считая ночных кошмаров. Ночью Антон собой не владел. Днем ему удавалось отвлечься, забыться. Но стоило Краснобаю вспомнить перемазанную в саже рожу Каныгина или пятна крови на одежде погибшей Евгении, как все мучения, терзания снова давали о себе знать. И что делать с ними — Антон Казимирович не представлял. Да, сейчас он в безопасности, но стоит оказаться на поверхности — и его снова ждет встреча со стадами кровожадных кабанов. А где-то на эскалаторе поджидает призрак метростроевца... Антону стало так тошно, что захотелось зарыдать и кинуться на грудь первому встречному. Хоть той же Соне. Он сдержался, с трудом улыбнулся, выдавил из себя:
— А ты прямо профессор психологии, Сонь.
Но девушка даже не улыбнулась — она смотрела на Антона с сочувствием. Бизнесмен удивлялся все больше и больше. Он видел то, что давно и безуспешно пытался найти в женских глазах. Заботу. Обычно женщины, с которыми сводила судьба Краснобая, воспринимали его как некого спонсора, кошелек с ногами, или, в лучшем случае, как неплохого партнера на пару ночей, не более того. А может, он и сам не открывался им с иной стороны. Женя оказалась редким исключением, но и она не всегда готова была понять его, впустить в свою душу его боль... И вот Бойцова, чужая, едва знакомая женщина, увидела в Краснобае человека — обычного парня, измученного тысячами проблем, задерганного, запутавшегося.
— Какой я, на фиг, профессор, — произнесла она, внимательно глядя на Антона, — просто жизнь повидала. Опыт, вот и все. Ну, давай, выкладывай. Что у тебя там случилось, в метро? Выкладывай, как есть. Я пойму.
Но Антон молчал. И тогда Соня придвинулась ближе и заговорила медленно, обдумывая каждое слово, стараясь поймать взгляд Антона.
— Ты думаешь: «Какого черта она ко мне привязалась? Чё ей надо?». Пойми, мы с тобой — товарищи по несчастью. Тебя перемололи, переварили и отрыгнули, и меня тоже. Меня... В общем, меня в рабство продали. Родителей моих безбожники убили за то, что работали плохо, меня трахали всей бандой... А продали нас братья Жабины, они же «Жабы», знаешь таких?
— Еще б не знать, — помрачнел Антон и добавил, тяжело вздохнув: — Они убили мою подругу. Пустили в расход караван. Спалили заживо агента. Сейчас мои ребята бьются с этими ублюдками...
Бойцова вздрогнула, точно через нее пропустили заряд тока. Сердце Сони забилось быстрее. Девушка судорожно вздохнула, сжала кулаки. Недобрым огнем загорелись ее глаза.
— О-о-о! Жаль, не смогу увидеть, как сдохнут эти твари... Теперь понимаешь, почему я в гробу его видала, это метро?
Да, Антон понимал. И сам испытывал по отношению к подземному городу, в котором вынужден был жить всю сознательную жизнь, точно такие же чувства, что и Соня. Теперь купец окончательно понял, что они — товарищи по несчастью. Товарищи по ненависти. Последние сомнения рассеялись, он больше не колебался. Он понимал не столько умом, сколько сердцем: и задержка на Ладожской, и эта побитая жизнью девушка посланы ему самой судьбой, чтобы помочь найти ответы на проклятые вопросы, чтобы хоть чуть-чуть разобраться в себе. Фролов, Каныгин, Жабины, цыгане с «Речки» и прочие люди, а также нелюди из Большого метро исчезли, растворились в полумраке.
«А пошли вы все, — Антон решительно обрубил последний тоненький канатик, еще соединяющий его с прошлым. — Начинаю новую жизнь».
— Ладно, хватит ломаться, — решительно заявила Соня, по-своему истолковав молчание Антона. — Говори. Полегчает, чесслово. Ну, давай.
И Антон Казимирович начал свой длинный невеселый рассказ.
