До похищения заложников у Эрнандо Сантоса и экс-президента Турбая были хорошие отношения, но только на почве политики; теперь они стали гораздо сердечнее, переросли в дружбу. Они настолько сблизились, что могли часами сидеть рядом в полном молчании, каждый день созванивались и делились впечатлениями, догадками, новыми сведениями. Они даже придумали некий секретный язык для передачи сообщений, не предназначавшихся для чужих ушей.
Можно представить, как тяжело им пришлось. На Эрнандо Сантосе лежала огромная ответственность, одно его слово могло спасти или погубить чью-то жизнь. Он человек эмоциональный, нервический, для него крайне важны родственные связи; все это очень сильно отражалось на тех решениях, которые он принимал. Те, кто с ним жил бок о бок в то трудное время, боялись, что он умрет от горя. Он почти не ел, ночами не спал, постоянно держал при себе телефон и кидался к нему по первому звонку. Сантос почти не бывал на людях; чтобы морально подготовиться к смерти сына, которую он считал неизбежной, Сантос прошел курс психотерапии и сидел взаперти либо на работе, либо дома, рассматривая свою шикарную коллекцию почтовых марок и перечитывая старые письма. Жена Сантоса, Елена Кальдерон, мать его семерых детей, умерла семь лет назад, и Сантос остался один. У него еще сильнее разболелось сердце, ухудшилось зрение, он постоянно плакал и даже не пытался сдерживать слезы. Но надо отдать ему должное: даже в столь драматических обстоятельствах Сантос не использовал свою газету для решения личных проблем.
В те горькие времена главной опорой Сантоса стала его невестка Мария Виктория. Первые дни после похищения запомнились ей в основном тем, что дом постоянно был полон народу: родственники и друзья мужа до глубокой ночи пили виски и кофе, сидя прямо на полу, на ковре. Говорили об одном и том же, и мало-помалу сам факт похищения перестал шокировать, а образ похищенного Пачо как будто потускнел. Вернувшись из Италии, Эрнандо сразу поехал к Марии Виктории. Он поздоровался с ней с таким теплом и болью, что у нее чуть не разорвалось сердце, однако никакой конфиденциальной информацией с ней делиться не стал, а попросил Марию оставить его с мужчинами наедине. Мария Виктория – женщина с сильным характером, способная рассуждать здраво и зрело; ей стало ясно, что для мужчин в этой семье она ноль без палочки. Поняв это, она целый день проплакала, но в результате укрепилась в намерении отвоевать себе место под солнцем, добиться, чтобы с ней считались. Эрнандо не только признал ее правоту, но и попросил извинения за свою бестактность. И обрел в невестке лучшую опору в своем несчастье. С того момента они прониклись таким взаимным доверием, что, общаясь лично или по телефону, переписываясь или передавая информацию через третьих лиц, понимали друг друга с полуслова; а подчас обходились даже без слов: какие бы сложные вопросы ни обсуждались на семейном совете, Эрнандо и Марии Виктории достаточно было переглянуться – и каждый понимал, что думает другой и что надо говорить. Марии Виктории приходили в голову прекрасные идеи, в том числе идея публиковать в редакторской колонке сообщения, в которых для Пачо эзоповым языком сообщались бы какие-то хорошие новости об их семье.
Говоря о родных заложников, реже всего вспоминали о Лилиане Рохас Ариас, супруге оператора Орландо Асеведо, и Марте Лупе Рохас, матери Ричарда Бесерры. Они не были ни подругами, ни родственницами, хотя носили одну и ту же фамилию; однако после похищения близких стали неразлучны.
– Не столько от горя, сколько от одиночества, – призналась Лилиана.
Когда в новостной программе «Криптон» сообщили, что вся съемочная группа Дианы Турбай похищена, Лилиана кормила грудью полуторагодовалого сынишку Эрика Йесида. Ей самой было тогда двадцать четыре, три года назад она вышла замуж и жила на втором этаже в доме свекров на юге Боготы, в квартале Сан-Андрес.
– Такая хохотушка, как Лилиана, – сказала ее подруга, – не заслужила столь печальных вестей.
Лилиана оказалась не только хохотушкой, но и оригиналкой: оправившись от первого потрясения, она усадила малыша перед телевизором, чтобы он увидел в новостях папу. И делала так постоянно, пока его не выпустили на свободу.
И ей, и Марте Лупе редакция обещала помогать, и когда ребенок Лилианы заболел, ей оплатили все расходы. Еще позвонила Нидия Кинтеро и постаралась вселить в них спокойствие, которого не ощущала сама. Нидия заверила, что будет просить правительство не только за свою дочь, но и за ее коллег, и пообещала сообщать все, что ей удастся узнать о заложниках. Свои обещания Нидия выполнила.
Марта Лупе воспитывала двух дочерей, которым тогда было четырнадцать и одиннадцать лет, и полностью зависела от Ричарда. Уезжая с Дианой, он сказал, что едет на три дня, поэтому когда прошла неделя, Марта Лупе забеспокоилась. Она говорит, у нее не было дурных предчувствий, но тем не менее она названивала в редакцию, пока ей не признались, что происходит нечто странное. А вскоре официально объявили, что журналисты похищены. С тех пор Марта Лупе не выключала радио, ожидая возвращения мужа, и звонила в редакцию всякий раз, когда ей подсказывало сердце. Марту Лупе страшно тревожило то, что ее сын оказался самой незначительной фигурой среди заложников.
– Мне оставалось лишь плакать и молиться, – говорит она.
Однако Нидия Кинтеро убедила ее, что она может сделать и много другого для освобождения сына. Нидия приглашала Марту Лупе на светские и церковные мероприятия и смогла вдохнуть в нее боевой дух. Думая об Орландо, Лилиана опасалась того же, что и Марта Лупе. И поэтому встала перед дилеммой: либо его убьют последним как наименее ценного среди заложников, либо, наоборот, первым, чтобы произвести общественное смятение, но с наименьшими последствиями для похитителей. Эти мысли повергли ее в безудержный плач, который не прекращался, пока история не закончилась.
– Каждую ночь, уложив малыша, я садилась на террасе, плакала и смотрела на дверь, ожидая мужа, – рассказывает Лилиана. – И так было до тех пор, пока я не увидела его вновь.
В середине октября доктор Турбай передал по телефону Эрнандо Сантосу шифрованное послание: «У меня есть очень хорошие газеты про бой быков, если ты этим интересуешься. Хочешь, пришлю?»
Эрнандо догадался, что Турбай получил важные известия о заложниках. И действительно, ему прислали из Монтерии кассету с доказательством, что Диана и ее товарищи живы. Семья Дианы уже несколько недель настойчиво просила о таком подтверждении. Перепутать голос было нельзя: «Папочка! Мне было очень трудно в этих условиях дать о себе знать, но мы так долго просили, что нам наконец разрешили». Лишь одна фраза из этого аудиопослания подсказывала, в каком направлении действовать дальше: «Мы постоянно смотрим и слушаем новости».
Доктор Турбай решил показать кассету президенту и попытаться что-нибудь выведать. Гавирия принял их с Сантосом в конце рабочего дня, как обычно, в своей личной библиотеке. На сей раз он был не так напряжен и на редкость разговорчив. Закрыв дверь, он налил гостям виски и по секрету сообщил кое-какие политические новости. Процесс сдачи наркодельцов правосудию тормозился из-за их упрямства, и президент решил сдвинуть его с мертвой точки, подготовив юридические разъяснения текста указа. Он целый день над этим трудился и надеется за вечер окончательно завершить работу. Так что завтра будут хорошие новости.
