Он внимательно посмотрел на меня и медленно кивнул.
Я подумал, а не напугать ли его еще больше рассказом о ракетном полете зэка– инженера из шарашки «СКБ-6-бис» Иосифа Ушеровича Блюма – и решил, что пока не стоит.
В Тибетский отдел нас не пустили. Барон бушевал, объяснял вышедшему нам навстречу монаху, кто мы – и кто перед нами монах, настоятель монастыря и сам панчен-лама, но монах вежливо кланялся и на хорошем немецком повторял: «Ферботен, ферботен, ферботен:»
– Даже фюрера иногда не пускают, – возбужденно похвастался барон, когда мы поднимались на следующий этаж. – Знают, паршивцы, что от них все зависит…
– Слушайте, барон, а вот такой вопрос вы не сочтете бестактным: что ваша армия так вцепилась в Сталинград? Или это магия имени действует?
– Ну, Николас, кому, как не вам, знать это, – усмехнулся барон.
– Неужели хотите раскопать Мамаев курган?
– А почему бы нет? – вопросом на вопрос ответил барон.
– Странная логика. Ведь кто такой, в сущности, Мамай? Побитый мятежник, самозванец без роду без племени…
– Это будет наш маленький сюрприз, – сказал барон. – Хотя вообще-то не такой уж маленький. А вот, пожалуйста: отдел Зигфридова меча…
– Меча еще нет, а отдел уже есть?
– Упредить – победить, – так, кажется, выражался ваш Кутузов?
– Кутузов – и упредить? Весьма сомнительно. Кутузов поражал своих врагов полнейшим бездействием. Как Фабий Кунктатор. Слова же сии принадлежат то ли Александру Македонскому, то ли графу Суворову. То ли Сунь Цзы. Хотя нет: тот говорил: удивить – победить.
– Так я вас удивил? – поинтересовался барон.
– Скорее – озадачили. Чего только не придумают люди, чтобы не попасть на Восточный фронт…
Кажется, он обиделся.
Отдел Зигфридова меча изучал его предполагаемые свойства. Воображаемый Нотунг помещали в магнитные поля, травили кислотами и поражали сильнейшими электрическими разрядами, подвергали действию рентгеновских и радиевых лучей, испытывали на изгиб, разрыв и сжатие, совершенствовали способы заточки, осваивали боевые приемы (это было непросто, поскольку одному человеку поднять меч Зигфрида было не по силам); здесь же просчитывались способы полевого применения меча в армейских и фронтовых операциях.
Все это было чрезвычайно интересно и живо.
Гораздо более угрюмые люди населяли отдел астральной разведки и астрологии. Я не очень хорошо понимал, как астрология сопрягается с Полой Землей и Вечным Льдом, но здесь это, похоже, никого не занимало.
Зеботтендорф жарко зашептал мне на ухо, что астрологи и астралоиспытатели сейчас вплотную приблизились к разрешению задачи окончательного покорения Луны и, возможно, именно вот в эти минуты готовы дать ответ, какие же условия и сроки надлежит соблюсти…
– Группенфюрер! – начальник отдела, седобородый и лысый мудрец неопределенного возраста, облаченный в темно-синюю тогу без знаков различия, вышел вперед. – Задание партии исполнено, и мы готовы представить фюреру подробнейший доклад. Но прежде разрешите ознакомить вас с выкладками, они крайне интересны.
– Давайте, – барон щелкнул пальцами.
– Должен сказать, что интерпретация полученных фактов…
– Давайте, давайте, – поторопил барон. – С интерпретацией дирекция разберется сама.
Мудрец набрал побольше воздуха и начал…
– Покорение Луны произойдет тогда, когда Вернер фон Браун поможет Аполлону оседлать Сатурна в стране цветов. В море пламени вознесен и повержен будет Сатурн, и части тела его упадут в океаны. Борман будет парить вокруг Луны…
– Борман? – поднял брови Зеботтендорф.
– Так, группенфюрер, сказали звезды.
– Н-ну: Хотя все логично. Кому и лететь на Луну, как не заместителю фюрера.
Борман: Да, все сходится. Продолжайте.
– Коготь сильной руки вонзится в лунные скалы, и вонзит его человек, на спине орла опустившийся к подножию лунных гор. Басовито звучащий старый гонг будет за его спиной…
– Что-что? Какой еще гонг?
– Старый гонг. Басовито звучащий. Из протектората Богемия. Так сказали звезды.
Зеботтендорф озадаченно почесал костяшки пальцев.
– М-да. В таком виде представлять доклад фюреру будет весьма опрометчиво.
– Вы не поняли меня, группенфюрер! Сам доклад занимает двадцать две страницы, и выкладки…
– Я все понял, советник. Моя вам рекомендация следующая: провести еще один астральный поиск и выяснить по пунктам: точную дату события, имя человека с сильной рукой, породу орла; что за страна цветов; аргументировать необходимость гонга; если он действительно необходим, то как выглядит и где его искать. Точка.
– Но ресурсы медиумов на исходе. Люди спят по три часа в сутки.
– Наши герои в Сталинграде вообще не спят, штурмуя последние рубежи большевизма! А вы здесь – в тепле, в сытости: Стыдно, советник.
– Да, группенфюрер. Мне стыдно, что я не могу сделать большего для Рейха. Я готов отправиться на фронт, если от меня там будет больше пользы, но прошу поверить: мои медиумы срочно нуждаются в полноценном отдыхе и лечении.
Иначе мы их потеряем.
– Хорошо, Вольфганг. Будет вам и отдых, и санаторий в Альпах: но после того, как доклад уйдет наверх. Последнее усилие, дружище.
– Есть. Я это сделаю, группенфюрер. Да, и еще одно: Подойди сюда, Виллибальд.
Подошел, кривясь на один бок, солдатик из самых неказистых. Только глаза у него были не такие уж простые: глубоко сидящие, темные, в нужный момент бьющие, как из засады.
– Наш дальний разведчик, – представил его советник. – Неделю продержался в советском астрале. Расскажи, Виллибальд.
– Обо всем? – с плохо скрытым ужасом посмотрел на него солдатик. – Я ведь представил рапорт…
– Нет, Виллибальд, – мягко сказал советник. – Только то, что в рапорт не попало.
– Что-то не попало в рапорт? – напрягся Зеботтендорф. – Почему?
– Я не уверен в истинности увиденного. Доля секунды, краткий миг: Это был последний день поиска, Восточная Сибирь, тайга. Возможно, я просто переутомился. А главное, я до сих пор не могу идентифицировать мои наблюдения, поскольку ни в одном определителе не нахожу ничего подобного.
– Вот как? Николас, вы не согласитесь по старой дружбе проконсультировать нас?
– От Восточной Сибири меня пока Бог миловал, – сказал я. – Что там может быть?
Ну, заводы. Ну, лагеря, рудники: Кое-где, по слухам, схоронились староверы.
– Не то, не то! – дерзко сказал солдатик. – Подобное лагерю, но не то! Я летел сквозь звездную мглу, и передо мной внезапно распахнулся занавес. Но за занавесом была не тьма и боль, как то бывает над лагерями, а дикое и злобное веселье. Всего лишь долю секунды я мог наблюдать это, после чего меня вышвырнуло за пределы пояса, и пришел в себя я уже над степями Монголии.
