– Мы… Нам… – мне нравится, как ты говоришь, – засмеялся Руслан. – Это конструктивный подход. Я тебя понял. Затребую электровоз у генерала.
– Нельзя электровоз! – воскликнул Витя.
– Это еще почему? – удивился Руслан. – У него тоже электричество кончится?
– Понимаете… – замялся Соколов, снова встав перед проблемой «на пальцах» объяснить то, на что в учебных заведениях выделены целые предметы. – Ток – он разный бывает. Постоянный и переменный. И под него разные локомотивы нужны. Я точно не помню, есть ли переходы в нашем регионе, но в районе Владимира он точно меняется. И менять электровозы можно только стоя на станции.
– А на ходу?
– Никак. Нужно подъехать на участок, остановиться, отцепить локомотив, отогнать его. Потом на участке поменяют ток и подгонят другой локомотив. Там напряжение раз в десять различается. Если подать неправильно – локомотив сгорит на фиг. К тому же локомотив на электротяге в нашем случае ненадежен. Аварии редко бывают, но рисковать совсем не хочется. Обрыв там какой-нибудь или сбой на подстанции… Или, не дай Бог, найдется какой-нибудь Анискин районного масштаба, который захочет сыграть в Брюса Уиллиса, и отрубит электричество…
– Твою мать… – выругался Дикаев. – Вот этого я не учел. Ну и бардак у вас в стране! Одинаковый ток запустить не можете!
Витя смущенно пожал плечами, дескать, уж в этом-то точно его вины нет.
– Есть предложения?
– Надо затребовать сплотку с достаточным запасом хода.
– По-русски говори! – поморщился Руслан. – Я этого птичьего языка не понимаю.
– Сплотка – это «тяни-толкай». Нормальный локомотив из двух секций, а не как у нашего – одна голова.
– А, это у которого две кабины?
– Ага. Но нам нужна тройная сплотка. То есть, шесть локомотивов. У одного запас хода грубо километров пятьсот. А по пути еще Урал – горы, подъемы, солярка жрется со страшной силой. Так что шесть, не меньше. Зато с гарантией доедем.
Дикаев согласно кивнул головой.
– Молодец. Быстро отцепляй вагон, и возвращайся. Я пока обсужу это с вашими начальниками. И помни – сорок километров в час, и не меньше.
– Ваш человек в кабине готов?
Руслан не ответил, презрительно ухмыльнувшись.
– Сапсан, я Филин, вижу объект.
Наблюдатель прильнул к мощной оптике, надежно закрепленной на станке. Он располагался на крыше трансформаторной будки метрах в двухстах от дороги. Здесь пути огибали эту будку по большой дуге, и вагоны долго находились в зоне видимости. Спецназовец был раздосадован. То, что его высадили для наблюдения, означало, что операция пройдет без него. Парни, возможно, пойдут под пули, а его подберет карантинная группа. Но он прекрасно понимал – без разведки операция обречена на провал. Поэтому, самое большее, что он мог сделать, это выдать максимум информации.
– Доклад, – прозвучал в наушнике голос Быстрова.
– В кабине тепловоза три человека. Один вооружен.
Он медленно двинул объектив вдоль состава, работая только рукоятками настройки.
– Первый вагон, в купе дети и подростки. Вооруженных не вижу. Второй вагон. Никого не вижу. Стоп – есть один с оружием. Третий вагон. По коридору перемещаются три вооруженных человека. Один с телефоном. В купе сидит человек, перед ним кейс с какой-то аппаратурой. В центре состава три вагона с заложниками. В сторону хвоста поезда передвигается большая группа людей, в основном женщин. Сзади них два вооруженных человека. Дистанция двести пятьдесят. Готов к выстрелу.
– Выстрел не разрешаю. Приготовиться к эвакуации.
Наблюдатель и не рассчитывал, что ему позволят сделать выстрел. Но предложить он был обязан.
Никифоров уже начал было двигаться по коридору вперед, когда услышал впереди какой-то шум. Не раздумывая, он скользнул в первое попавшееся купе, запрыгнул на верхнюю полку. Подумал, и перебрался на багажную полку над дверью, прикрывшись снаружи свернутым матрасом.
Скоро прямо под ним раздались голоса проходящих людей. Многих людей. Детский плач, испуганные вскрики, отрывистые грубые команды. Он напрягал слух, пытаясь понять, что происходит. Сначала их гнали вперед, сейчас обратно. Причем, судя по всему, мужчин в этой партии нет, кроме тех, кто гонит. Что это могло означать?
Он на мгновение представил, что Ольга сейчас там, прямо под ним, и едва не ринулся вниз. Нет, нельзя, только навредит. Но нужно уже быть готовым к действию. Возможно, скоро представится возможность вылезти из своей засады и хоть что-то предпринять.
Он посмотрел на экран чужого мобильника. Все то же. «Нет сети».
Скоростной режим в Москве мало кто соблюдает, если дорожная обстановка позволяет не торчать в пробке. Так и ездят москвичи – то летят далеко за сто, то тащатся со скоростью пешехода, либо просто стоят и матерятся. За превышение меньше двадцати километров в час здесь даже и не останавливают – слишком мал штраф, чтобы гаишники из-за него тратили время.
Но Николай летел по внешней стороне Садового кольца под сто пятьдесят, проскакивая даже на красный, чего вообще никогда себе не позволял, даже глубокой ночью. Если Никифор говорит правду, то счет идет на секунды.
Мельтешение уличных фонарей сменилось желтым подземным освещением – «Фольксваген» нырнул в туннель под Таганкой. Колеса выбили дробь на стыках эстакады Земляного вала и моста через Яузу.
От припаркованной на обочине белой машины отделилась фигура в светящейся канареечной накидке, и бросилась наперерез, гневно размахивая жезлом.
За доли секунды Николай прокрутил в голове варианты действий. Если проигнорировать, то гаишник тут же даст команду по цепочке, и его заблокируют где-нибудь в районе Старой Басманной и Красных ворот. Добраться до Мясницкой, чтобы по ней попасть на Лубянку, и, даже, просто нырнуть внутрь центра, он не успеет. Это неизбежные разборки и потеря времени.
Коростелев резко ударил по тормозам, и крутанул руль, бросая машину к обочине. Не дожидаясь, пока гаишник подойдет к нему, газанул, сдавая назад, заставив милиционера в испуге отшатнуться. К дверце он подошел, держа руку на кобуре пистолета.
– Старлей, слушай сюда! – Николай показал свои «корочки». – Я полковник Генерального штаба. У меня срочное дело в ФСБ. Речь о национальной безопасности. Понял?
Гаишник озадаченно застыл, медленно опуская руку от козырька – он даже не успел представиться, как положено.
– Мне некогда объяснять, да и не твоего ума это дело. Сейчас быстро в машину, и обеспечь мне сопровождение до Лубянки. И не тормози ты так! – рассвирепел Коростелев, глядя на опешившего милиционера. – Выполнять!
Старший лейтенант метнулся к машине, врубил люстру с сиреной, и дал по газам. Николай едва успевал за ним.
Гаишник гнал по Садовому, и чувствовал себя полным идиотом. Кто такой этот полковник? Почему он послушал его распоряжение? Старлей упрямо тряхнул головой, отбрасывая сомнения. Чтобы не заронить сомнение в собственной адекватности и умственных способностях, лучше принять на веру, что он поступает правильно.
