– Да, вот только ты, госпожа моя, в этом случае была бы чародейкой посильнее властителя долгоживущих. А ты ведь обычный человек, не так ли? – архиепископ взялся за черпак и плеснул еще глинтвейна сначала себе, затем в торопливо подставленную чашу Джарвиса. – Он изгнан за грань, его именуют не иначе как Мертвым богом – и все-таки… Поневоле напрашивается мысль, что механизм его воздействия совсем иной, нежели у прочих.
– И все-таки не могу понять, – в отличие от Джарвиса, увлеченно слушавшего теоретические выкладки архиепископа, Тай все время пыталась вернуть разговор на грешную землю, к вещам, непосредственно касающимся ее самой. – Ювелиром я стала три с лишним года назад. Однако за эти годы никто, кроме… – она сделала над собой усилие, – …кроме тебя, Эрдан, не замечал у меня в глазах никакого свечения.
– А в ночь перед исцелением Нисады? – тут же припомнил Джарвис. – У лесного озера, когда ты завязала мне глаза перед тем, как… Я сразу же и сказал тебе про свечение, помнишь? Да и помимо этого замечал, только не был уверен – например, когда вы с Нисадой ругались на постоялом дворе, свет свечи вроде бы на миг стал зеленым…
– Про это ты мне не говорил, – насторожилась Тай. – А тогда, у озера, я решила, что своим внешним видом притянула магию Замка в день, и не придала значения…
– Увы, ты не придаешь значения почти ничему, что нельзя потрогать руками и понюхать носом, – не сдержался Джарвис. – Кто поручится, что монахини в твоем монастыре, заметив у тебя в глазах зеленый отсвет, не думали так же, как я – показалось?
– Отсвет появляется, если Ювелир испытывает какое-то сильное чувство, – возразила Тай. – А в монастыре основным моим сильным чувством был гнев, когда идиотки-подручные что-нибудь портили. Например, когда дурища Синбель не удержала щипцы и вывернула в очаг полный горшок отвара. Кстати, и пару тогда было – почище, чем в иной бане. Уж в этом-то пару не заметить лучи из глаз было бы просто невозможно! И насчет магии, которая не срабатывает, как-то не все одно к одному. Скорее наоборот – Джарвис то и дело говорил, что по моей просьбе сделал нечто немыслимое для себя. А из противоположного могу вспомнить разве что вывалившийся из моста заклятый камень. Да и тот подождал, пока мы проехали через мост, пообедали, и только через час, когда я взялась за флейту, надумал покинуть свое место…
– За флейту?! – Эрдан даже привстал с места. – За какую флейту?!
– Вот она, взгляни, если хочешь, – Тай достала из-под камзола свое сокровище и протянула архиепископу. – А что в ней может быть такого?
Эрдан принял флейту самыми кончиками пальцев – с огромным благоговением, как показалось Джарвису – и некоторое время разглядывал ее в свете свечей. Хотя, казалось бы, чего там разглядывать – обыкновенная тростинка, крытая лаком, с аккуратно высверленными дырочками…
– Зеленая флейта, – наконец выговорил архиепископ с почтительным придыханием. – Я и не надеялся когда-нибудь увидеть ее вживе.
– Да что в ней такого? – по-прежнему недоумевала Тай.
– Ничего, – усмехнулся Эрдан. – Если не считать того, что во всех известных мне текстах этот предмет называют атрибутом Мертвого бога. Теперь понятно, каким образом происходит избрание наместника – Владыка Радости вручает ему свой знак.
– По-моему, Джарвис на Владыку Радости не тянет, – заметила Тай со своей обычной язвительностью. – Ибо эту вещь подарил мне именно он.
– Девочка моя, ну неужели Мертвый бог лично явится из-за предела, чтобы передать тебе флейту из рук в руки? – неожиданно ласково произнес Эрдан. – Все свои дела он делает руками смертных, которые склонны усматривать в этом лишь совпадение. Эд-Риик называет сие «промыслом божьим». А чудеса на манер тех, что приписывают вайлэзскому Единому, с громом и волнами до небес – не его стиль. Тому, кто истинно силен, нет нужды запугивать людей театральными эффектами и красочными зрелищами.
– Слушай, я, кажется, понял, – подал голос Джарвис. – Ты ведь ничего не знала о своих возможностях, пока тебя не просветил Арзаль – зато, как все люди Запада, всегда верила в магию. А значит, дозволяла быть всему, что встречалось на твоем пути, пока оно не начинало вредить лично тебе. Именно поэтому ты увидела Сонкайля в зеркале Урано – и лишь когда всей душой пожелала избавления от чар, они развеялись. Но стоит тебе взяться за флейту, как она… не могу подобрать лучшего выражения… начинает говорить голосом Мертвого бога, и все происходит помимо твоей воли. Я и кроме моста могу кое-что припомнить – например, как у наших пленителей не загорался костер от магического огнива, пока ты играла. А стоило тебе умолкнуть – загорелся в момент.
– Я и не заметила, что у них что-то не горело, – растерянно произнесла Тай. – Не до того было…
– Лувес сообщил мне об этом, но дать свое истолкование сему факту не решился, – довольно заметил архиепископ. – Лично я склонен согласиться с выводами лорда Джарвиса – ничто из известного мне им не противоречит. Что ж, впредь буду знать, что дозволение не всегда является сознательным волевым действием…
– Отец Эрдан, а дозволять быть магии вправе только наместница? – неожиданно спросил Джарвис. – Или это под силу любому из Ювелиров?
– Видимо, да, – кивнул архиепископ. – Если на них не действует сила хозяев мира сего – логично предположить, что работает и обратный механизм.
– Тогда все окончательно слеглось! – воскликнул принц. – В морском бою с галерой Урано ты не приказывала мне – но мне приказал Берри, который тоже Ювелир! И это же объясняет, почему Солетт до сих пор не развалился от одного наличия там Арзаля!
– Солеттская магия – еще одна моя головная боль, – сокрушенно произнес Эрдан. – Поскольку любая магия – не просто набор формул и действий, но прежде всего энергообмен с кем-то, кто превыше тебя. Даже вас, долгоживущих, это касается – не стало ваших Непостижимых, и силы ваши начали иссякать. Отсюда напрашивается вывод: солеттские маги попросту сами не знают, с кем обмениваются энергией. К величайшему моему сожалению, этого до сих пор не знаю и я – а потому даже думать боюсь о том, кто бы это мог быть. Ибо если Мертвый бог старается вообще не нарушать законов мироздания, если даже пресловутый Единый позволяет нарушать их по особым случаям – в основном ради посрамления врагов – и только своим избранникам, то Солетт нарушает эти законы, как дышит. И мне это очень не нравится.
– Почему бы не предположить, что они обмениваются с самим Повелителем Хаоса? – поинтересовался Джарвис. – Если Восток принадлежит Порядку, то Запад, как известно, Хаосу, а Солетт находится к западу от моря. Правда, клирики Единого любят говорить, что Хаос – это всего лишь территория, куда еще не дошел Порядок, как тьма – не отдельная сущность, а отсутствие света…
– Отчасти они правы, – кивнул архиепископ. – Своей особой земли, где его чтят как божество, у Повелителя Хаоса никогда не было. Пока Единый подчиняет земли, как король и полководец, и оптом забирает себе жителей покоренных стран, его оппонент входит ночью в каждую спальню и работает с каждой душой по отдельности.
