– Есть у меня нездоровое подозрение, – мрачно протянула Тай, снова берясь за кисточку – не оставлять же второй глаз ненакрашенным. – Помню, в ночь исцеления Нис ты жаловался на головные боли… Они у тебя потом еще бывали?
– Они у меня бывали и до того, – столь же невесело отозвался Берри. – А после этого… лицо слева стало какое-то тяжелое, глаз плохо закрывается. И еще пальцы на левой руке немеют.
Тай непечатно выругалась. При всем ее нарочитом цинизме Берри с Нисадой ни разу не слышали от нее ничего крепче «крокодил задери» и «какого хрена», а потому воззрились на монахиню-алхимика в крайнем изумлении.
– Есть такая очень нехорошая вещь – апоплексический удар, – наконец пояснила Тай. – Молись кому хочешь, чтобы она не имела к тебе никакого отношения…
Наутро, когда Нисада очнулась, ее уже поджидал крепкий травяной отвар, снимающий похмелье – та же смесь, которой Тай пользовала Тано на «Деве-птице». Сжевав единственный апельсин (после вчерашнего о еде даже думать было тошно) и облачившись в винно-красное платье, княгиня Лорш со стоном уселась в карету и отправилась в Генеральные Штаты – на этот раз одна, ибо у Берри имелись какие-то свои планы.
Тай тоже чувствовала себя скверно, ее подташнивало, и она даже не знала, на что из вчерашнего грешить – на пресловутую селедку или на пудинг, показавшийся ей не очень свежим. Поэтому мужчины отправились гулять по Сэ’дили вдвоем. Джарвис уже был в курсе проблем Берри, но поначалу не придал им особого значения, пока…
– Кстати, тут, через две улицы, наш старый особняк, где я родился, – заметил Берри, когда они вышли к башне Леонирры – единственному остатку укреплений полуторатысячелетней давности, самому древнему строению в столице. – Хочешь, сходим, взглянем?
Принц кивнул, прекрасно понимая, что это нужно не столько ему, сколько самому Берри.
Особняк анта Эйеме выделялся издалека не только роскошью, но и тем, с каким вкусом выстроен – двухэтажный, выкрашенный в малахитовую зелень, с белой и золотой отделкой. Однако Джарвис сразу же обратил внимание, что вид у дома несколько запущенный – впрочем, каким еще быть дому человека, удалившегося от двора одиннадцать лет назад?
– Да, тяжко там сейчас отцу, – вздохнул Берри, невольно ускоряя шаг. – Я позавчера в собрании успел перемолвиться кое с кем парой слов… Всю нашу семью Поветрие выкосило – и матушку, и сестру с мужем, и их детей. Только отец и выжил, да и тот не иначе как чудом. Один остался… – и тут он неожиданно умолк, словно подавившись последним словом, и застыл, как вкопанный.
Обе изящные кованые створки ворот были перетянуты сверху вниз узкими полотнищами из черного крепа.
– Д-демоны с рогами, – выдавил Берри сквозь зубы. – До последнего надеялся, что этого не увижу…
– Отец? – Джарвис невольно опустил руку на предплечье друга.
– Если бы отец! – горько усмехнулся Берри. – Будь в доме покойник, все окна завесили бы белым, а сейчас в них обычные шторы. Нет, это траур по тому, кто умер совсем в другом месте.
– Значит, кто-то из родственников?
– Какие родственники? Близких уже три года как нет, а по дальним траура не вешают, – Берри взглянул в глаза Джарвису, что при надвинутом капюшоне было не так просто. – Это ПО МНЕ тряпки натянуты. То есть… то есть ему уже сообщили. Уже есть, о чем сообщать.
Сказать, что Джарвис был потрясен – значит, не сказать ничего. Его пронизал леденящий холод, словно это не Берри, а он сам ходил, ел, разговаривал, целовал любимую женщину, спорил с ее недругами – и вдруг осознал, что уже восемь дней как мертв.
Неожиданно Берри рассмеялся, и от этого смеха принцу стало еще страшнее:
– Нет, только со мной такое и могло случиться – забегаться и помереть в свое собственное отсутствие! Всю жизнь что-то важное происходило за моей спиной, а меня только ставили в известность – но чтоб до такой степени…
Нисада влетела в комнату на постоялом дворе, не чуя под собой ног от счастья.
– Вы знаете, как они все теперь ко мне относятся?! Только и разговоров о том, какой подлец был дядюшка, как мне тяжело жилось под его гнетом и как замечательно, что свершилось правосудие! Скукотища, конечно, сидеть и слушать все эти рассуждения о церковных наделах и ассигнованиях на флот – зато у пажа на тунике лилии уже серебряные, все, как положено! – она рассмеялась. – Даже и не мечтала, чтобы дядюшку вот так, одним ударом! Пусть погниет в Идвэле, а то не одним же честным людям там сидеть, вроде Берри… – в этот миг она подняла взгляд на друзей и осеклась. Лица всех троих были настолько серьезными, что княжне стало по-настоящему жутко.
– Берри уже не сидит в Идвэле, – четко и раздельно выговорил Джарвис, не дожидаясь, пока придется переводить за Тай то же самое. – Королева была столь милостива, что разрешила известить отца о смерти сына. Человек, которого ты любишь – более не человек, а то, что вы между собой называете «пленник Замка». Бесплотный призрак.
– Постойте, я не поняла… – Нисада ошарашенно опустилась на стул. – Почему бесплотный, когда вот же он сидит? – она повела рукой в сторону светловолосого юноши, боявшегося поднять глаза.
– Ты действительно не поняла, – отрезала Тай, услышав перевод. – ЭТО тело принадлежит мальчику по имени Тано Заглар, а Берри лишь временно пользуется им по необходимости. И между прочим, вчера эта необходимость миновала. Ты получила все, чего хотела – здоровье, княжество и дядю за решеткой. А Тано я обязалась вернуть его родителям.
– И какая радость его родителям всю жизнь возиться с ребенком в теле мужчины? Он же никогда не вырастет, а они скоро станут стариками! – воскликнула Нисада. – Берри, ну почему ты не можешь совсем забрать себе это тело?
– Потому что я не позволю, – глаза Тай на миг полыхнули зеленью – наверное, в них отразился колеблющийся свет свечи. – Существуют вещи, противные человеческой природе. Если и есть на свете что-то, заслуживающее названия «грех», то две души в одном теле – как раз из этой области. До недавнего времени ты любила Берри только ночью и была счастлива. Что тебе мешает делать это и впредь?
– А быть пленником Замка, значит, не противно человеческой природе и не грешно? – Нисада вскочила со стула. – Как долго он продержится там, не перерождаясь в демона? Ты же сама знаешь, ЧТО бывает с теми, кого Элори заполучил в полное распоряжение!
– Он Ювелир, – возразила Тай, но в голосе ее не было стопроцентной уверенности – и Нис прекрасно это расслышала. – Над ним не властен ни один из богов.
– При жизни, – упорствовала Нисада. – А что бывает после смерти, нам неизвестно. Откуда ты знаешь, что ни у кого из обслуги Элори не горели когда-то глаза? Не можешь ты этого знать!
– В любом случае тело с двумя душами можно допустить временно и по необходимости, но не навсегда, – Тай тоже не желала уступать. – А если совсем избавиться от Тано – это будет нечто, весьма близкое к понятию «убийство». Ты хочешь, чтобы твой возлюбленный запятнял себя убийством ребенка?!
