— Все, Вася?
— Все. Костя пытался, но сразу застрял. Выволокли за штаны.
— Наденьте очки, курсант, — сказал капитан.
— А давайте-ка мы ее все-таки заминируем, — сказал я. — Мало ли что.
— Резонно. Действуйте, прапорщик.
Поротов посмотрел на меня, значительно покачал головой и чуть подмигнул. Вынул из кармашка изолирующие очки и натянул. Теперь мы все были неотличимы друг от друга.
Я подлез под ракету. Здесь было тяжело дышать даже в респираторе. Быстро, как мог, впрессовал десяток брикетов «МЦ» в какую-то нишу рядом с двигателями, а потом в этот пластилин вдавил противопехотную мину «Гвоздь». Снял колпачок и тихо-тихо выполз из-под ракеты. «Гвоздик» — мина слабая, ранящая. Их никогда не извлекают, потому что они чрезвычайно чувствительны. Это их достоинство быстро переходит в недостаток: они детонируют даже от слабых сотрясений, скажем, от проходящего метрах в десяти танка. Когда заработают двигатели ракеты… или если кто-то не в меру добросовестный заглянет сюда…
Двигатели оторвет к чертовой матери. Топливо полыхнет. Я даже не в силах представить, как оно полыхнет. Бог его знает, есть ли другие каналы отвода пламени (наверняка есть, и наверняка в ту же самую шахту, только ниже), но и в трубу, по которой приползли мы, дунет как следует.
Простите, ребята…
Капитан протянул мне автомат. Я повесил его на шею и стал прилаживать боевой пояс. Это такой нагрудник на лямочках с широкой стальной пластиной, по идее защищающей сердце, карманами для магазинов и подвесками для гранат.
Я только-только закончил это делать, как в стене шахты — вернее, в железных воротах, отделяющих ее от каких-то соседних помещений (как-то же они втаскивали сюда и устанавливали эту ракету… даже если и по частям), — открылась маленькая овальная дверца с кремальерой, и в шахту вошли двое в темно-серых комбинезонах и немецкого образца противогазах. Наверное, секунды три или четыре они не замечали нас…
Схватка была короткой. Теперь Порогов растирал ушибленную кисть. Один из «серых» был мертв (сдуру схватился за пистолет), а второй покамест не пришел в себя.
— А вы заметили, что стало тише? — спросил капитан. Пожалуй, он был прав. Все еще что-то гудело, но уже не так многоголосо.
— Заправка закончилась, — предположил Вася. — Наверное, эти ребята должны были отсоединить шланги.
— Боюсь, мы не сумеем их заменить на этом благородном поприще, — сказал я. — Не слишком ли сильно ты ему вмазал?
— Как мог, — сказал скромный Вася. В ранней молодости он был очень известным боксером-мухачем, метил в профессионалы, выступал в подпольных боях с тотализатором, — но однажды его хитрым образом подпоили, и очнулся он с размозженными запястьями. С тоски он и подался в провизоры, в семейное дело.
— Желательно отсюда уйти, — сказал капитан. — И — не переодеться ли нам?
— Там темно, — сказал я. — А без света не отличить — зеленый ты или серый.
— Возможно…
Он открыл дверцу, посмотрел. Сделал приглашающий жест. Я вздохнул, подхватил «языка» (пока еще совершенно бесполезного) на плечо и шагнул вслед за ним. Вася прикрывал.
Здесь были одни, а через десяток шагов вторые ворота. Тамбур, высокий и широкий.
Мостовой кран под потолком. Пожалуй, теперь понятно, как устанавливали в шахте ракету. К тому же пустая ракета, очевидно, весит не так уж много.
За вторыми воротами открывался… я бы сказал: ангар.
Если без трибун, то футбольное поле вполне можно было разместить на этом пространстве. Разве что мешала бы игре шеренга колонн посередине…
Четыре гусеничных транспортера «геркулес» стояли в два ряда носами к выходу.
Ракеты с тянущимися к ним из-под земли трубами как-то очень внушительно лежали в лотках. Мерное гудение насосов здесь казалось тихим, бархатным. Конуса света упирались вершинами в высокий потолок. Белесый туман окутывал ракеты, медленно сплывал вниз.
И — никого.
Мы стояли и смотрели на это. Кадр из кино. Происходит не с нами.
Не бывает.
«Язык» дернулся и застонал. Потом его вырвало в противогаз. Я опустил его на пол и сорвал маску.
Да, Зденек. Ты совсем утратил чутье. Во всех смыслах. Носил на руках и ничего не понял. Умотала тебя война. Женщина.
— Капитан, — позвал я. Он секунду раздумывал.
— Кляп. И вперед. Все равно — только вперед. Иметь глаза на затылке…
Первый мертвец попался нам у самого входа в туннель. Он лежал в тени, и лишь краем глаза я его успел заметить. У меня вообще сумеречное зрение очень неплохое, а сегодня, очевидно, со страху, включились и все резервы.
— Сюда!
Мужчина лет тридцати, с бородой. Все в том же сером комбинезоне. Глаза страшно раскрыты. Убит ударом ножа под лопатку. Судя по разрезу — очень широкое обоюдоострое лезвие. Я приложил свой нож. Да, совсем не то.
— Так… — капитан нагнулся над ним и тут же выпрямился. — Все страньше и страньше.
— Вон еще, — сказал Вася. На пути к бункеру нам попалось шесть мертвецов.
— Это не нож, — вдруг на ходу сообщил Вася. — Это копье. Саатанг. Я видел такие.
— И где же?
— В Африке. Когда служил действительную…
— Как ты мог служить действительную в Африке?
— Не всю, конечно. Но в Абиссинию нас посылали.
— Не болтать! — распорядился капитан, и Вася немедленно прекратил распространять секретную информацию. У него даже глаза стали оловянные. Хотя капитан просто призывал нас к тишине и повышенному вниманию. Но мы, кажется, уже перешагнули в себе какой-то порог.
Огромное подземелье было кем-то тщательно обезлюжено. Это было странно. Более чем странно.
В бункер нас вез бронированный лифт. На случай отключения электропитания лифт был снабжен ручной лебедкой. Я представил себе, как придется ее накручивать, чтобы поднять на свет Божий такую тяжесть…
В бункере было, как на скотобойне. Даже не сразу поймешь, сколько тел.
Расчлененка. Кто-то лупил в упор из чего-то скорострельного. Как бы не из чешского «Брабеца». Весной на вечерних стрельбах нам его показывал. Калибр шесть и тридцать пять, вращающиеся стволы, ленточная подача. Пятьдесят выстрелов в секунду.
Я еще по наивности подумал тогда: зачем столько?..
— Вот этот мне знаком, — сказал капитан. Голос его (со странной интонацией… я вдруг подумал, что капитану приходится делать немалые усилия, чтобы сохранять самообладание) доносился как будто издалека. — Если не ошибаюсь, бывший полковник Русского территориального корпуса Юрий Давыдович Меретин, он же Августин, он же Зильбертодт, он же Тополь. Легендарнейшая в своем роде личность.
Кхама, Шошонг… Расцвет карьеры — Вторая бурская война, пятьдесят седьмой год.