Все бочата уже засолили. Вот ежли вернемся, рыжиками угощу. Со сметаной под семеновскую — ух как здорово хороши.
— Особенно после баньки, — сказал капитан.
— Эт ты верно подметил, капитан, — согласился Выдра. — Куда ж без баньки-то?
Никак нельзя.
— Зден Рышардович, вы уже поняли, что нам предстоит? — спросил капитан, не поворачивая ко мне лица. Я видел его в профиль: почти мефистофельское лицо, только коротконосое.
— Идти под землей, — сказал я. — Авось куда-нибудь придем.
— И даже не совсем авось. Я сам удивился, когда узнал, сколько здесь было вырыто всяческих шахт и штолен. Что вы хотите, золотоносный когда-то участок. Да и сейчас кое-что попадается. Слышали, как один американский сержант нашел самородок?
— Слышал.
— Но черт бы с ним, с золотом. Тимофеич, однако, говорит, что знает вход в старую шахту. И что этот вход с месяц назад разыскивали какие-то люди.
— Это я слышал.
— Так вот: старая эта шахта имеет коридоры, проходящие, видимо, неподалеку от капониров. Когда эти капониры строили, дважды натыкались на пустоты. Это мне генерал все-таки сказал. Ублюдок. Ненавижу таких. Знаете, как он вне базы оказался? А, впрочем, черт с ним. Язык марать не хочется. Должен сказать, дорогой мой Зден Рышардович, есть у меня одно ничем существенным не подкрепленное предположение, что новостройка… вернее, новокопка американцев с этой старой шахтой напрямую связана.
— Почему вы так думаете?
— Ну… например, самородок в отвале. И еще кое-что. Косвенные признаки.
Всяческие умолчания. Интуиция, в конце концов. Да вы же и сами все понимаете…
Тимоти, подумал я. Ну, конечно.
— Не все, — сказал я. — Например, не понимаю, почему вдруг именно я…
Капитан быстро посмотрел на меня, потом вновь уставился на дорогу.
— Главным образом потому, что вы единственный специалист по вычислительным системам в пределах досягаемости, — сказал он.
Так, подумал я.
— Значит, вы всерьез считаете, что мы имеем шанс попасть в командный бункер?
— А у нас просто нет другого выхода…
Он сказал это тихо и равнодушно, и я сразу понял — да, другого выхода нет.
Выдра просунулся сзади, навалился грудью на кожух мотора.
— Щас налево будет — вот там сторожно надо… Пейзаж вдруг переменился рывком — будто при склейке киноленты. Только что были березы, папоротники по горло — и вдруг ковер жесткого стелющегося кустарника, из которого высовываются темные камни. Дорога пропала совсем, «медведь» закачался и запрыгал резче. Во-во-во! — ткнул куда-то в сторону толстым пальцем Выдра. Мы резко свернули и вкатились в лощину, уходящую круто вниз. Еще полсотни метров — и справа открылось вполне тянь-шанского вида ущелье: серые осыпи и черные скалы-жандармы, редкие сосенки… Видно было, как дорога уходит на самое дно, в буро-зеленую пену, сквозь которую проступает черный извилистый пунктир речки.
Дорога была страшная. Мокрая глина, мокрый красноватый щебень, мокрые черные, изъеденные сверху бревна, укрепляющие край. Пешком в хорошую погоду — было бы жутковато идти…
— Проедем ли? — усомнился капитан.
— А чё нам? В гору влезли, под гору скатим. Позапрошлый год на старом «косаре» проезжали…
— Ну, если на «косаре»…
«Омь-1000», по-простому «косарь», была на редкость неудачной машиной, все это признавали, однако почему-то в свое время их наштамповали более чем достаточно.
Не имея спроса в городах, для которых вроде бы и создавался, «косарь» неимоверно упал в цене (как раз до косаря — одной тысячи рублей) и потихоньку был раскуплен крестьянами. Они-то, бедные, с ним потом и мучались.
И все равно — спуск был кошмарный. Вездеходик наш царапал левым крылом о каменистую стенку, а правые колеса, по моим ощущениям, временами шли по воздуху.
Видит Бог — я бы охотно вернулся под огонь…
31.08. 17 час. 20 мин
Окрестности базы «Саян». Старая шахта
— Вот, значится, здесь… — Выдра поводил лучом фонаря. — Было б чё другое — предложил бы, а так — нет.
М-да… И капитан, и егеря за моей спиной, и сам я, разумеется, — глазели молча на эту полураздавленную бревенчатую стену, в которой косо застряла такая же полураздавленная дверь. Пахло гнилью, грибами, еще какой-то тревожащей непонятной дрянью… Все было черное, и казалось: только тронь, и посыплется.
Над головой был дощатый настил, на три четверти состоящий из дыр. Завал из ржавого железа доходил мне до плеча. Здесь были свалены какие-то колеса, бочки, кузова вагонеток, обрезки труб, бухты троса…
— Канатна дорога была, — сказал Выдра, проследив мой взгляд. — Вниз по речке запруда стояла, дробилка… Ещо наши мужики на ей молоть пытались, да ничё не намололи.
— А что вы отсюда вывозили-то, Тимофеич? — спросил капитан. — В позапрошлом году?
— А насос тут паровой хороший оставался, — с готовностью отозвался Выдра. — Такой насос, сто лет ему в субботу, а качат и качат. Ещо немецкий, ещо с до позатой войны. Вешчь. И хош дровами, хош углем, хош мазутой — йму по барабану.
— Значит, могло шахту и залить? — спросил капитан. — Без насоса?
— Не. Пересохло там все. Не зальет, нечем. — И что же, ведет она под самую базу?
— Выходит, так. Скрозь гору проходит, там вглубь сворачиват — и аккурат под американами разветвляется. Вправо широка штольня идет, а потом вниз штук шесть Малых — местами лёжкой кайлали. — Как же ее так интересно вели…
— Вели как-то. До меня было. Куды! Табличку медну отодрал: одна тысяча восемьсот девяносто первый год, купец Бородин. А чё диву даваться — за живой жилой шли, за кварцем. Богата, видать, жила попала…
— Тимофеич, а когда ты последний раз туда спускался?
— Да… лет уж вроде пять…
— Понятно. Надо идти. Итак, боевая группа, слушай команду…
Как ни странно, сама шахта не производила такого руинного впечатления, как вход в постройку, прикрывающую ее сверху. Там действительно было очень сухо, а в сравнении с открытым воздухом и тепло: градусов восемь. Мы начали спускаться — первым Выдра, потом капитан, потом я — по крепкой деревянной лестнице, отгороженной решеткой от бесконечной цепи с помятыми ржавыми ковшами. Не знаю, как все это правильно называется.
— Командир! — крикнули вдруг сверху. — Господин капитан, тут…
— Разберитесь, — коротко велел мне капитан. Сам он стоял перед входом в темную штольню. Вход обрамляла арка, сложенная из отесанных каменных глыб. В этом чувствовалась какая-то особая основательность давних шахтеров.
В штольню уходили рельсы — похожие на трамвайные, но еще с продольным желобом поверху. Колея была узенькая — сантиметров сорок. Шахтеры подкатывали сюда вагонетки, опрокидывали в бункер, а из бункера руда ковшами выгребалась наверх, на-гора…
