Пенелопа покачала головой:
— Совсем не помню её. Она ушла вслед за тобой, когда мне было полтора года. Тётя Минерва считает, что в глубине души я осуждаю маму за то, что она бросила меня, но это не так.
Я с трудом проглотил застрявший в горле комок. А Пенелопа тем временем продолжала:
— Я понимаю её. Она просто не могла без тебя жить. Вот и решила либо найти тебя, либо умереть так, как умер ты.
По моей щеке скатилась крупная слеза. Почему, тоскливо подумал я, Диана не любила меня чуточку меньше — так, чтобы ей хватило выдержки и терпения дождаться меня? Сейчас бы мы сидели втроём в этой комнате, в ожидании сумеречной грозы, весело болтали и радовались воссоединению семьи…
Пенелопа подошла ко мне, опустилась перед моим креслом на корточки и нежно взяла меня за руки.
— Артур, — сказала она. — Неужели нет никаких шансов, что мама, как и ты, уцелела? А сейчас живёт в одном из тех Срединных миров, ничего не помня о своём прошлом.
Я протянул руку и погладил её по волосам. На ощупь они были такие же мягкие и шелковистые, как у Дианы.
— Шанс такой есть, но призрачный, ничтожный, безнадёжный. Лучше не думай о нём. Не внушай себе несбыточных надежд.
— А ты? Ведь ты надеешься, я вижу.
— Да, я надеюсь. Надеюсь вопреки логике и здравому смыслу, я не могу поверить в её смерть. Разум говорит, что она погибла, что надежды нет… но сердце с этим не соглашается.
Пенелопа сочувственно смотрела на меня своими карими глазами, такими похожими на глаза Юноны… Или, может, на мои… А впрочем, без разницы.
— Ах, отец! — прошептала Пенелопа, ласково глядя мне в глаза.
Тем временем отдельные завывания ветра снаружи переросли в непрерывный вой. Деревья шумели листвой, их стволы скрипели и трещали. За окном царила кромешная тьма, как в безлунную, беззвёздную ночь. Ночь в Дневном Пределе сумеречного мира — предшественница грозы и горячего ливня. Напоминание стихии, что она ещё жива, что она только дремлет…
Пенелопа резко выпрямилась.
— Мои пушистики! Совсем забыла о них…
Она выбежала из холла в переднюю. Послышался звук отворяемой двери, в комнату ворвался поток душного, горячего, насыщенного влагой воздуха, а мгновение спустя появилась первая златошёрстая зверушка. Она настороженно глянула на меня и юркнула под диван. За ней последовали её товарки — одни оставались в холле, прячась по углам, другие скрывались в смежных помещениях, а около десятка взбегало по лестнице на второй этаж.
Наконец Пенелопа закрыла дверь и вернулась в холл.
— Пушистики страшно боятся грозы, — объяснила она, вытирая сухим полотенцем лицо и руки.
— Ты называешь их пушистиками? — спросил я.
— Угу… — Пенелопа отложила полотенце, села в своё кресло и погладила по золотой шёрстке одну из зверушек, которая тут же взобралась к ней на колени. — Очень милые и забавные создания. Товарищи моих детских игр.
— Диана называла их просто зверушками.
— Знаю. Пушистиками их прозвала тётя Юнона.
— Часто видишься с ней?
— Довольно часто. Твоя мать одна из немногих, кто не чурается меня. Последний раз она была здесь в конце вчерашней сиесты. Тогда и рассказала, что ты жив. Была очень счастлива… и немного огорчена из-за вашего неудачного разговора. И ещё ты не отвечал на её вызовы.
— Я заблокировал свой Самоцвет, — объяснил я. — Сначала хотел побыть сам, а потом — чтобы никто не мешал мне в пути. А с Юноной действительно получилось нехорошо. Но я не мог иначе — с ней кто-то был… — Мой невысказанный вопрос повис в воздухе.
— Тётя Юнона теперь королева Марса, — сказала Пенелопа. — Три года назад она вышла замуж за короля Валерия Ареса, который ради неё развёлся с прежней женой.
Я тяжело вздохнул. Это вызывало во мне решительный протест. Как и любой сын, я воспринимал мать в качестве своей собственности, ревнуя её даже к отцу и братьям — а что уж говорить о совершенно постороннем, чужом мне человеке…
— Твой брат Брендон тоже не был в восторге от замужества Юноны, — произнесла Пенелопа с сочувственной и немного лукавой улыбкой. — Странный вы народ, мужчины.
Вдруг я вспомнил про Дейдру. Станет ли Пенелопа ревновать, когда узнает о ней? Вряд ли. Ведь, по сути дела, мы с Дианой не были её настоящими родителями. Мы не растили её, не воспитывали, а я вообще ничего не сделал для неё, за исключением того, что дал ей жизнь. По большому счёту, мы с ней чужие друг другу.
Впрочем, последнее утверждение было далеко не бесспорным. Рассудок говорил мне одно, чувства подсказывали совсем другое. Мой ум трезво взвешивал все обстоятельства и делал соответствующие выводы, но сердце моё отвергало цинизм здравого смысла. Девушка, которая сидела передо мной, была моей плотью и кровью, дитём нашей с Дианой любви. Мы любили друг друга беззаветно, и наша дочь выросла такой же прекрасной, как и любовь, что породила её…
— Кстати, — сказал я, отвлекаясь от грустных мыслей, — ты дружишь с близняшками?
— Брендон и Бренда мои лучшие друзья. Они часто гостят у меня, а я — у них.
— Как это? — удивился я. — Ты же говорила, что никогда не была в Солнечном Граде.
— Они там давно не живут. В Царстве Света им было не очень комфортно.
— Почему?
— Из-за всяких сплетен по поводу их отношений.
Сердце моё упало. Я был очень привязан к близняшкам. В детстве они были такими милыми малышами… но слишком уж нежными друг с дружкой…
— О Митра! Неужели?…
— Нет-нет, — поспешила заверить меня Пенелопа. — Всё это глупости. Просто Брендон и Бренда очень близки, дня не могут прожить друг без друга, вот злые языки и наговаривали на них. А Амадис всячески способствовал этому. Они с Брендоном… ну, мягко говоря, не лучшие друзья.
Послышался отдалённый раскат грома.
— Что между ними произошло?
— Это длинная история, — уклончиво ответила Пенелопа. — И очень запутанная… во всяком случае, для меня. Лучше расспроси об этом кого-нибудь другого, кто хорошо разбирается в делах Царства Света.
— Хорошо, — уступил я. — Кстати, Амадиса уже заставили жениться? Или он ещё держится.
Мой старший брат Амадис был убеждённым холостяком. Он менял женщин вместе с постельным бельём и упрямо отказывался связывать себя брачными узами, вопреки всем настойчивым требованиям отца, который хотел, чтобы наследник престола был женатым человеком. Но теперь Амадис король — а положение, как говорится, обязывает.
— Всё-таки заставили, — ответила Пенелопа. — В силу некоторых обстоятельств Амадис не мог проигнорировать волю большинства родственников и подчинился их решению.
