Книга Господа офицеры и братцы матросы, страница 72. Автор книги Владимир Шигин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Господа офицеры и братцы матросы»

Cтраница 72

Искоренение взаимного мордобойства и поножовщины происходит в основном с воцарением императрицы Екатерины Второй, которая много занималась улучшением нравов российского офицерства, в том числе и морского. Несмотря на первенство в освоении дуэлей моряков, они до конца не прижились на флоте. В отличие от напыщенных и рафинированных гвардейцев, свои отношения морские офицеры выясняли в большинстве своем гораздо проще, справедливо полагая, что крепкий кулак гораздо надежнее шпаги и пистолета.

Особенно это относится к первой половине XVIII века, когда нравы в офицерской среде были весьма суровыми, а споры весьма часто заканчивались обычным мордобоем, причем поносили матерно и лупили друг друга господа офицеры, невзирая на чины и звания. Из всеподданейшего прошения капитана Полянского мая Ичисла, 1743 года: «Сего мая 3 дня был по сигналу на корабле «Астрахань» с порученного мне корабля лейтенант Иван Кошелев и объявил мне приказом главного командира контр-адмирала Барша, чтоб я того же часа, конечно, был для дела В. И. В. на корабле «Кронштадт», на котором обедал Е. И. флота у лейтенанта Ивана Сенявина или на корабль «Астрахань». И я нижайший, получа то повеление, и приехал на корабль «Кронштадт» к нему контр-адмиралу, и там некоторое время посидя, как он, контр-адмирал, поехал с корабля, так и я нижайший пошел на шканцы с капитанами обще Сениткером, и Опием, и лейтенантом Лавровым, и капитаном Ганзером, чтоб нам на шлюпки сесть, то, выбежав на шканец с великим криком, лейтенант Иван Сенявин толкнул меня что есть великие силы в грудь, что едва я устоял на ногах, стал меня бранить великими непотребными словами, гунсфатом, называя притом же недостойным капитаном при служителях того корабля, при штаб и обер-офицерах; и во время того крику и брани, ведая В. И. В. регулы, ни в чем ему не противился, только что заявлял прилучившимся в то время на шканцах офицерам.

И в оной же крик его Сенявина капитан того корабля Опий стал его унимать и посылать вниз, то оный Сенявин, пренебрегая команду его, знатно от крика не унялся, и кричал ему через переводчика, штурмана, что в деле он В. И. В. будет слушать его, а чтоб капитана Полянского не бранить, в том я тебя не слушаю. Не шпагу ли ты с меня снимешь, хотя и возьмешь да не умеешь, как ее отдать, и такими непристойными словами говорил командиру своему, противно всех регул В. И. В. И я нижайший, слыша его к себе ругательную и поносную брань, поехал с того корабля обруган от него Сенявина. И дабы всемилостивейшим В. И. В. указом повелено было по сему моему прощению в немедленном времени произвести суд, и от такого наглого обидчика и чести касающегося меня нижайшего оборонить. А я нижайший служу В. И. В. со всякою ревностью и усердием уже 9 лет капитаном беспорочно, и ни за что судим не бывал, но всегда главные мои командиры были исправны мною В. И. В. службою довольны, в чем слагаюсь на них на всех. А не так, как оный Сенявин называет меня недостойным капитаном».

Если бы подобное произошло, к примеру, в английском флоте, то наглеца лейтенанта ожидала неминуемая смертная казнь. Публичное поношение и физическое оскорбление капитана, совершенное к тому же в самом священном месте корабля – на шканцах, не могло иметь никаких снисхождений. Но мы, как известно, не англичане.

Приказ по флоту графа Головина 1743 года, июля 2 дня: «Понеже по челобитью от флота капитана Полянского в брани и в поношении его чести лейтенантом Иваном Сенявиным учрежден военный суд, в котором они были и призваны; при чем означенный Сенявин против прошения помянутого Полянского признав себя виновным, не входя в суд, просил пред присутствующими у него Полянского прощения, которое и получил; токмо при том он Полянский просил, чтоб о невинности его по тому делу и что он Сенявин, признав себя виновным, просил у него прощения, объявлено было во флоте при сигнале; и по тому делу надлежащие пошлины с него Сенявина взяты, о чем во флоте для ведома объявить».

Судя по всему, изначальное бурное выяснение отношений между лейтенантом и капитаном произошло после изрядного совместного возлияния. Думается, что столь же изрядным совместным возлиянием вся эта история и завершилась к взаимному удовлетворению обеих сторон. К этому можно прибавить то, что капитан Полянский впоследствии стал полным адмиралом и руководил морской блокадой прусской крепости Кольберг в период Семилетней войны. Что касается лейтенанта Ивана Сенявина (представитель славной династии Сенявиных, давшей Отечеству несколько выдающихся флотоводцев), то он дослужился до капитана первого ранга и вполне успешно командовал линейным кораблем во время той же осады Кольберга. Так что в 1742 году на шканцах «Астрахани» выясняли свои отношения кулаками далеко не самые худшие представители нашего флота.

То, что в офицерской среде имелись горячие головы и скандалы, как изустные, так и связанные с самым банальным мордобоем, на отечественном парусном флоте были не в диковинку, мы уже знаем. Но и господа адмиралы, как оказывается, не слишком отставали от своих подчиненных в выяснении личных отношений!

Из материалов адмиралтейств-коллегии за 1761 год: «В адмиралтейств-коллегии имели рассуждение, что по данному от контр-адмирала князя Мещерского на адмирала Мишукова челобитью, коим просит оный князь Мещерский о спросе его в присутствии коллегии им Мишуковым с великим криком, для чего он, князь Мещерский, главного командира в порте не слушает, и на ответ до него, Мещерского, оный же Мишуков с великим криком сказал: «Пошел вон! Будешь виноват!» Против чего оный князь Мещерский представляет: в освященном месте и не в силу о челобитчиках с настольными Ея И. В. указами в претерпении неучтивых слов, просит милостивого решения; а оный адмирал Мишуков поданным же в коллегию доношением просит против того челобития учредить комиссию и произвесть суд».

Данное дело осложнялось тем, что из двух поругавшихся адмиралов один (Мишуков) пользовался большим авторитетом, как один из любимцев царя Петра, а второй (князь Мещерский) имел большие связи при дворе. Решать дело как в пользу одного, так и в пользу другого было небезопасно. Поэтому бывший тогда во главе адмиралтейств-коллегии генерал-адмирал князь Голицын, человек опытный в подобных делах, решил в данном случае мудро и просто-напросто уклонился от участия в столь щекотливом деле. В коллегию он прислал пространное письмо, в котором поведал, что «находится в болезни не малое время и не токмо в коллегию, но и в учрежденную при дворе Ея И.В. конференцию в присутствие не ездит, а затем по упомянутому делу присутствовать не может». При попытке определить, кто же в отсутствие генерал-адмирала имеет полномочия для расследования инцидента, неожиданно выяснилось, что самым старшим членом адмиралтейств-коллегии после Голицына является сам Мишуков, которому и надлежит по регламенту во всем разобраться. Это еще больше усложнило ситуацию. Князь Мещерский с таким поворотом дела, разумеется, не согласился и написал новую жалобу, на этот раз уже в сенат. В сенате почесали парики и отписали адмиралтейств-коллегии обратно, чтобы во всем разобрались, а уж потом беспокоили. Но Голицын опять «заболел» и решение вопроса повисло в воздухе. Затем и Мишуков, и Мещерский долго писали друг на друга письма в сенат и обратно, выясняя, кто и как будет разбираться с их ссорой. Сенат дежурно отписывался. Все это продолжалось более года, пока сами адмиралы, наконец, не помирились и не забрали свои челобитные друг на друга. На этом дело о склоке между двумя адмиралами и было исчерпано само собой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация