Гарет Суэйлс потратил несколько дней, выбирая наилучшее место, где они могли бы встретить первый удар итальянцев, и все части дикой эфиопской конницы прошли курс изнурительной муштры, получив четкие инструкции, в каком порядке должны развиваться действия засевшей в засаде армии, и предупреждение о соблюдении строжайшей дисциплины.
Выбранное для боя поле было расположено между горными отрогами, образующими устье прохода, пробитого водами реки Сарди. Очевидно, что это единственный проход, открытый для итальянцев, и он был почти двенадцать миль в ширину.
Атакующие должны были продвигаться вдоль южного отрога, где на горном склоне установлены пулеметы «виккерс» и где небольшой побочный водный поток вроде ручья прорубил себе путь на равнину. Его высохшее русло извивалось между камнями и, выходя на равнину, тянулось еще на пять миль, прежде чем исчезнуть в земле, но было глубоким и достаточно широким, чтобы скрыть всадников харари и галла.
Все они ждали целый день, воины сидели возле своих коней на сахарно-белом песке. Племена разместились на дипломатическом расстоянии друг от друга. Харари встали в самом устье приготовленной ловушки, ближе к каменистому склону горы, где на их фланге укрылись пулеметчики с «виккерсами», засевшие в укрепленных окопах среди камней. Галла под командованием своего геразмаха в синей шамма сгруппировались чуть дальше, на открытом месте, где ручей резко сворачивал вбок и уходил в сторону сухой травянистой равнины.
Здесь, у этого поворота, склоны были особенно крутые, чтобы скрыть пятнадцать сотен всадников. Этот контингент вместе с почти тремя тысячами конников самого раса Голама являл собой великолепную и мощную атакующую силу, особенно если ее неожиданно бросить на сбитого с толку и дезорганизованного противника. Настроение эфиопов, всегда достаточно кровожадное, еще более усиливалось долгими часами вынужденной бездеятельности, торчания под палящим солнцем на белом песке русла, которое отражало его лучи подобно зеркалу. Кони были в угнетенном состоянии от жары и отсутствия воды, что же до людей, то они просто жаждали крови.
Гарет Суэйлс придумал отличную ловушку, пользуясь естественным широким изгибом ручья, и рассчитывал заманить в нее итальянскую колонну. В двух милях от башни «Горбатая Генриетта», в неглубокой впадине скрывались две небольшие группы всадников, которые выступят как застрельщики, в качестве наживки. Они сидели и ждали там с того момента, когда разведчики рано утром в первый раз сообщили о движении итальянцев. Подобно всем остальным они извелись от скуки и нетерпения и пребывали в самом паршивом настроении. Гарету оставалось только гадать, каким образом этой огромной и аморфной массе недисциплинированных, своенравных и независимых людей удавалось до сих пор сохранять единство. Его нисколько не удивило бы, если бы к настоящему моменту половина их уже потеряла всякий интерес к войне и отправилась по домам.
Единственным человеком, у которого всегда находились дела, что, кажется, вполне его устраивало, был только Джейк Бартон. Гарет опустил бинокль и с раздражением поглядел на то, что было доступно глазу. Верхняя половина туловища этого джентльмена полностью скрылась в моторном отсеке «Свиньи Присциллы», снаружи оставались ноги и задница. Непрерывно доносившийся оттуда приглушенный мотив «Тайгер рэг» только усиливал раздражение Гарета.
– Как у тебя там дела? – окликнул он партнера, желая всего лишь остановить эту надоевшую мелодию, и из-под капота появилась взъерошенная голова Джейка. Одна щека была вымазана черным отработанным маслом.
– Кажется, я понял, в чем дело, – довольно заявил он. – Карбюратор засорился, комок какой-то дряни попал. – И он вытер руки тряпкой, которую ему подал Грегориус. – А что там итальяшки поделывают?
– Кажется, у нас небольшая проблема, старина, – тихонько сообщил ему Гарет, отворачиваясь и возобновляя наблюдение. Выражение его лица вновь стало серьезным и озабоченным. – Должен признать, что я слишком полагался на обычное для этих латинян чванство и самоуверенность, именно эти качества должны были заставить их броситься вперед, невзирая ни на что.
Джейк отошел от своей машины и взобрался туда, где сидел Гарет. Две бронированные машины стояли в самом дальнем конце круто поворачивающего русла ручья, там, где он терялся в бесконечном море поросшей травой равнины и низких песчаных холмов. Здесь его берега были не слишком высоки, однако все-таки закрывали корпуса двух машин, правда боевые башни частично виднелись. Их слегка прикрыли ветками колючего кустарника, после чего они стали вовсе незаметны, но вполне могли служить наблюдательными постами.
Гарет передал Джейку бинокль.
– Думаю, нам попался хитрый командир. Идет себе потихоньку вперед, не торопится. – Гарет озабоченно помотал головой. – И мне это совершенно не нравится.
– Вон он, опять остановился, – сказал Джейк, наблюдая за поднимавшимся вдали облаком пыли, обозначавшим положение итальянской колонны. Облако постепенно съеживалось и опадало.
– О Господи! – застонал Гарет и схватил бинокль. – Этот ублюдок что-то задумал, я уверен! Уже седьмой раз он останавливает свою колонну. И, кажется, без каких-либо на то причин. Разведчики никак не могут понять, в чем там дело, да и я тоже. У меня есть гнусное ощущение, что нам попался какой-то военный гений, современный Наполеон, и это меня чертовски нервирует!
Джейк улыбнулся и философским тоном предложил:
– Что тебе сейчас необходимо, так это успокаивающая партия в джин-рамми. Рас тебя уже ждет. – И, словно по подсказке суфлера, рас поднял взгляд и выжидательно улыбнулся – он сидел в тени кузова на ящике с патронами, выложив на крышку очередную комбинацию карт, и внимательно ее изучал. Его телохранители толпились позади. У них тоже был выжидательный вид.
– Меня окружили, – застонал Гарет. – И я даже не знаю, кто более опасен: этот старый урод здесь, под нами, или тот, что приближается.
Он снова поднял к глазам бинокль и обозрел всю линию горизонта и подножие гор. Там больше не было видно никакой пыли.
– Какого черта, что это он там задумал?!
На самом же деле седьмая остановка, объявленная графом Альдо Белли, оказалась самой короткой за весь день, но самой необходимой.
Это было дело чрезвычайной важности и спешности, и пока с грузовика, на котором везли его личные вещи, стаскивали походный стульчак, он весь извертелся на заднем сиденье «роллса», изнывая от нетерпения. Джино, верный оруженосец, пытался его утешить.
– Это все вода из колодцев, ваша светлость, – с умным видом говорил он и беспрестанно кивал.
Как только туалет сняли и установили, чтобы можно было любоваться отличным видом на дальние горы, открывавшимся со стульчака, над ним натянули небольшую брезентовую палатку, дабы скрыть его от любопытных глаз пяти сотен пехотинцев.
Как только эта работа была завершена и вся колонна погрузилась в уважительное и выжидательное молчание, граф очень осторожно вылез из «роллса», а потом прямо как олимпийский бегун рванул к маленькому и одинокому брезентовому сооружению, в котором и исчез. Молчание и ожидание длилось почти пятнадцать минут. И было прервано наконец воплями графа из палатки.
