Стрельба продолжалась уже почти двадцать минут, и целей оставалось совсем мало. Пулеметчики в ожидании водили стволами из стороны в сторону, выпуская короткие очереди в лежащие кучами трупы, разрывая и без того изуродованную плоть или выбивая клубы пыли и осколки камня из окатанных водой каменных выступов по краям колодцев, под защитой которых еще оставались стрелки и из-за которых спорадически слышались одиночные выстрелы.
– Мой полковник. – Кастелани коснулся рукава Альдо Белли, чтобы привлечь его внимание, и тот наконец повернулся к майору – с широко открытыми от восторга глазами.
– Ха, Кастелани, какая победа! Какая славная победа, а? Теперь они перестанут сомневаться в нашей доблести!
– Полковник, не приказать ли остановить огонь?
Но граф, кажется, его не слышал.
– Теперь они узнали, какой я солдат! Эта блестящая победа обеспечит мне место в пантеоне…
– Полковник! Нам нужно прекратить огонь. Бой уже превратился в мясорубку. Прикажите прекратить огонь.
Альдо Белли в недоумении уставился на него, и его лицо стало наливаться кровью от негодования.
– Вы безмозглый идиот! – заорал он. – Сражение должно окончиться решительной победой, полным разгромом неприятеля! Мы не перестанем стрелять, пока не добьемся полной победы! – Он запинался и заикался от возбуждения, а руки у него тряслись, когда он указывал на окровавленные останки, усеявшие дно долины.
– Противник укрылся в этих ямах с водой, его следует оттуда выгнать. Минометы к бою! Кастелани, накройте их минами.
Альдо Белли не желал, чтобы бой закончился. Он принес ему ощущение самого глубокого удовлетворения, какое он когда-либо испытывал в жизни. Если это и есть война, то теперь он понимал, почему мудрецы и поэты так ее прославляли. Это настоящая мужская работа, и граф Альдо Белли был совершенно уверен, что рожден именно для этого.
– Вы что, оспариваете мои приказы?! – истерично завопил он на Кастелани. – Выполняйте свой долг, немедленно!
– Немедленно, – кисло повторил майор Кастелани, на долгую секунду задержав жесткий взгляд на лице графа, прежде чем отвернуться.
Первая минометная мина взлетела в ясное небо над пустыней и, описав дугу, упала почти вертикально вниз, в долину. Она взорвалась на краю ближайшего колодца, подняв фонтан пыли и дыма. Во все стороны с визгом полетели осколки. Вторая мина угодила точно в глубокую округлую яму, взорвавшись где-то внизу, ниже уровня земли. Вверх взлетели потоки грязи и дыма, и из колодца на открытую площадку выбрались, едва передвигаясь, три фигуры, больше похожие на огородные чучела в своих изорванных и перепачканных рубахах, трепещущих как флаги, взывающие к перемирию.
И тут же снова начали стрелять винтовки, раздались пулеметные очереди, и вся земля вокруг этих несчастных была иссечена пулями, превратившись в нечто подобное жидкой субстанции, в которую они упали и наконец застыли в полной неподвижности.
Альдо Белли издал восхищенный вопль. Это оказалось так легко и так прекрасно!
– А теперь по остальным ямам, Кастелани! – закричал он. – Уничтожим их всех! Всех!
Сосредоточивая огонь на каждом колодце по очереди, минометы быстро пристреливались и накрывали цель. Некоторые колодцы оказались пустыми, но в остальных еще прятались люди, и избиение продолжалось. Несколько человек, уцелевших в потоках летящих осколков, кое-как выбрались на поверхность, но тут же были срезаны пулеметным огнем.
Граф теперь настолько осмелел, что даже взобрался на бруствер, чтобы лучше видеть поле боя и следить за тем, как минометы накрывают последние ямы, а также направлять огонь пулеметов.
Следующей мишенью стал самый ближний к вади и засыпанной камнями территории колодец в дальнем конце долины, и первая мина упала рядом с ним, подняв высокий столб пыли и бледного пламени. Прежде чем рядом упала следующая, из колодца выскочила женщина и попыталась добежать до устья вади. Она тащила за собой ребенка двух или трех лет, голого, с толстенькими кривыми ножками и животиком, больше похожим на коричневый бурдюк. Он не мог угнаться за матерью и все время падал, поэтому она просто волокла его, плачущего, за собой по земле. А у нее на бедре, верхом, отчаянно прижимаясь к ее груди, сидел еще один ребенок, младенец, он тоже был голый, тоже плакал и сучил ножками.
В течение нескольких секунд никто не открывал огня по этой бегущей, обремененной детьми женщине, но потом раздалась очередь из пулемета, и одна пуля попала ей в руку и оторвала ее, ту руку, которой она тащила за собой ребенка. Она запнулась и закрутилась на месте, дико вскрикивая и размахивая кровавым обрубком как садовым шлангом. Следующая очередь угодила ей в грудь, и эти же пули прошили тело младенца у нее на бедре. Она упала и покатилась по земле словно кролик, подстреленный картечью. Винтовки и пулеметы замолчали, а голый ребенок с трудом поднялся на нетвердых ногах.
Он снова начал завывать и плакать, утвердившись наконец на своих толстеньких и кривых ножках, на его выпирающем животике болталась нитка синих бус, а его маленький пенис торчал вперед как тонкий коричневый пальчик.
Тут из устья вади вылетела несущаяся галопом лошадь – костлявый, сухопарый белый жеребец тяжелыми прыжками понесся по песку, а на его спине, прижавшись к шее и почти распластавшись, лежала тощая мальчишеская фигурка в развевающейся черной шамма. Всадник гнал коня прямо к тому месту, где стоял плачущий ребенок, и почти успел преодолеть открытое пространство, прежде чем пулеметчики поняли, что происходит.
Первый пулемет дал очередь по несущемуся галопом коню, но прицел был взят слишком высоко, и пули выбили фонтанчики пыли из склона выше и чуть позади цели. Тут всадник добрался до ребенка, круто осадил коня, что тот встал на дыбы, и наклонился с седла, чтобы подхватить малыша.
Тут еще два пулемета открыли огонь по неподвижной в тот момент цели.
Джейк Бартон отчетливо понимал, что есть только один способ остановить эту схватку между итальянцами, которые так незаметно и опасно близко подобрались к колодцам, и недисциплинированной толпой воинов, слуг и членов свиты раса.
Он не рассчитывал, что его услышат в шуме и гаме, в хоре возбужденных выкриков на амхарском. Рас пытался кричать, чтобы все услышали его голос, но то же самое пытались проделать еще человек пятьдесят племенных вождей и командиров.
Джейку требовался переводчик, поэтому он, расталкивая людей, пробрался к Грегориусу Мариаму, крепко ухватил его за руку и выволок из пещеры. Ему понадобились значительные усилия, поскольку Грегориус, точно так же как и все остальные, желал громко выразить вслух свой взгляд на ситуацию и свои предложения.
Джейк удивился, обнаружив, насколько светло снаружи, как быстро рассеялась тьма ночи. Заря только успела догореть, и сухой воздух пустыни был еще прохладен и свеж, особенно после битком набитой людьми пещеры с горящими там кострами.
В свете лагерных костров и бледных лучей восходящего солнца он увидел толпу, стремительно бегущую по дну вади в сторону колодцев, возбужденную и довольную, словно посетители в парке развлечений.
