Отчего же дело до конца не довели?
– Пока тебя искал, вышел в тупик. Вижу: витражи. На Новослободской полопались, а здесь – уцелели! – Гомер помолчал и добавил: – Поганая станция.
– Надо уходить, – Артем отставил пустую миску.
– Я через час отбываю! – сообщил Леха.
– Обратно? Думаешь, на Ганзу пустят?
– Не. Я подумал и понял: вырос я из говна. В Железный легион пойду.
– А? – Артем перевел на брокера свои глаза: красные, натужные.
Вот для чего Леха отмылся.
– Послушал пацанов: тема! Пока мы, нормальные, уродов на поверхность не выкинем, нам тут жизни не будет. В общем, отбываю в Рейх с добровольческим взводом. Не поминай лихом!
Гомер только поморгал влажно: он, кажется, уже был в курсе.
– Ты что, дебил? – спросил у Лехи Артем. – Ты дебил, что ли?
– Да пошел ты! Ты-то что об уродах знаешь? Понимаешь хоть, какая у них мафия дикая по всему метро? И эти все гады на Рижской… Точно ведь! Вернусь к ним в подкованных сапогах. Они там сапоги выдают атасные.
– Я об уродах знаю кое-что, – ответил Артем.
– Короче! – сказал Леха так, как будто это был конец разговора.
– Ну, – сказал Артем. – Встретимся как-нибудь, значит.
– Обязательно, – радостно откликнулся Леха. – Обязательно встретимся.
Он встал, хрустнул счастливо руками: в них пора было брать свою жизнь. Тут его взгляд упал на тюкающую пол курицу.
– Раздербаним, может? – предложил он.
– А что с Олежком-то, кстати? – вспомнил Артем.
– Склеил ласты! – бодро объявил брокер. – Как я и думал.
* * *
Еще покачивало. Но задерживаться на Цветном не хотелось ни единой лишней секунды.
Пробиться сквозь Гоморру с ранцем и баулом было еще сложней, чем нагишом.
Лабиринт ожил, калейдоскоп гадюшников встряхнулся, сложился новым узором, и верная дорога наружу устарела.
Так, вместо перехода на Трубную, их вытолкнуло к пути-каналу.
– О! Гляньте-ка. Это же соратник наш! Сталкер!
В спину сказали.
Артем не отнес это даже к себе. Но хлопнули по плечу, заставили обернуться.
Там стояли четверо в черной форме, трехпалые свастики на рукавах; Артем их не опознал сперва, а потом будто в трехлитровую банку с солеными грибами вгляделся, и в рассольной мути они к нему повернулись лицами. Из позавчера. Этот… Этот вроде за столом сидел, привечал Артема, подливал ему яду. Родинка его на переносице. В родинку Артем ему и перился, пока те… А о чем говорили? Почему после того разговора они ему рады? Должны ведь были глотку ему прокусить.
– Помните, товарищи? Сталкер, ну? Который наш человек! Луноходом от нас уполз еще.
– Хо-хо! Какие люди! – улыбки искренней Артем не видывал давно.
– Может, с нами? Нам идейные нужны! – позвал тот, с родинкой.
Воротники у них были в унтер-офицерских петлицах, а позади по трое строилась к отправке колонна сброда; где-то в хвосте Артем уловил и бывшего брокера. Догадался: добровольцы. Железный легион. За чистоту генов. А ведь и он за это пил? Хоть бы вырвало тогда.
– На хер идите.
И затопал от них, от греха, подальше.
Теперь вот чудилось: все жители славного города Гоморры смотрят на него с прищуром, с узнаванием, подмигивают: как же, как же, встречали тебя тут давеча на карачках и без порток, чего не здороваешься?
Вспомнил: вырвало.
И другое еще вспомнилось: как за ним шел кто-то, преследовал, не отставал, трезвый, надменный, взрослый, пока Артем как годовалый ребенок на расползающихся четвереньках убегал от позора. И что-то этот человек хотел от Артема.
Липко, как кошмар; но кошмар ли?
А ведь в Гоморре, подумалось, местных мало. Все приезжие. Фашистов видно – они, дураки, в форме; а кто еще тут, в гражданском? От Трубной и к Ганзе можно попасть, и к Красной Линии, и к бандитским вольницам на Китай-городе, а оттуда – куда угодно. И кто угодно может сюда приплыть: любая изголодавшаяся сволочь.
Может, легко отделался еще. Знать бы только – чем.
Кое-как выпутались и оказались у перехода на Трубную. Артем – с вьюками, Гомер – с курицей: старик заупрямился и не захотел губить ее, чтобы отдать половину брокеру-добровольцу. Кура, как и предсказывал Олежек, более не неслась.
Тут был сюрприз: паспортный контроль. Чем перебивалась Трубная, Артем не помнил; но, видимо, не цветным делом, раз привередничала. Виз не требовали, но без документов не пускали. Гомер достал зеленую книжечку с орлом в короне: Николаев Николай Иванович, 1973 г. р., Архангельская обл., ст. Севастопольская, женат и зачеркнуто. На ламинированном фото – без бороды и не седой еще; и сорока нет. Но угадывается, угадывается.
Артем сбросил ношу, полез по карманам.
В штанах – нет. Похолодел.
Ведь не в куртке, а? Ведь не в куртке, которая пропала, ведь не вместе с исчезнувшим грибом, который должен был Артема хранить, спасать и приземлять? Раскрыл баул, и, покрываясь клейковиной – выпитый яд через поры от страха потек – зашарил, зашарил, то туда руку запустит, то сюда, потом психанул, выдернул костюм, при всех распластал свою вторую шкуру на полу, по карманам баульным, автомат под себя, все вывалил уже, во все углы заглянул. Нет! Нету!
– Не оставлял? – омертвело спросил у Гомера. – За столом не выпадало?
Тот развел руками.
Без паспорта.
Без паспорта в метро нельзя. Ни на Ганзу, ни в Полис, ни на Красную Линию. Ни на Алексеевскую, и ни на какую другую станцию, где люди хоть пытаются о завтрашнем дне думать. А можно: околеть от голода на диком полустанке или в туннеле быть сожранным.
Народ собрался. Глазеют – пополам подозрительно и сочувственно. Плевать на ротозеев. Некогда прятаться: надо правду знать. Влез в ранец при всех. Показал зеленый бок рации. Пограничники заметили, насупились. Выложил – и рацию, и динамо-машину. Люди закудахтали.
– Нету. Нету, блядь!
Гомер сам уже дальше: махнул рукой, бочком подступил к пограничникам, стал их соблазнять; хотя чем там уже соблазнять? Полтора рожка патронов осталось – самое большее. Не приведи господь, стрелять придется.
– Отказать! – рычит жирдяй-начзаставы. – Мы пустим, а с нас потом красные кожу с живых снимут! Вам все равно дальше Сретенского бульвара не уйти.
– Чего это?
– Красная Линия вчера отрубила. Вошли на Сретенский, проверяют документы у всех. На саму Линию хода нет, выхода тоже. Что-то заварилось там у них, а что – никто не знает. Так что… На Сретенский-то вошли. От Сретенского до нас тут… Лучше не провоцировать.
