– Батюшки-светы! Неужто парня наконец завела? И знакомиться привезешь? – заохала тетка.
Таня невольно усмехнулась:
– Да как тебе сказать… Парня-то привезу, это ты правильно догадалась. Только это совсем не то. Ему пять лет всего.
– Ничего не понимаю! – Тетя Люда начала сердиться. – Толком говори, что ты скачешь.
– Теть Люд, у меня подруга, Оксана зовут, в больнице. В тяжелом состоянии, – изложила Таня заранее заготовленную версию. – А она мать-одиночка, вот попросила за сыном приглядеть. А у меня, сама знаешь, все время работа. Можно его тебе ненадолго подкинуть?
– Ой, да хоть и надолго, о чем речь! Клубника еще не отошла, малина началась, да столько ее, сколько сто лет уж не было, белый налив на подходе, огурцов полно, – принялась педантично перечислять тетя Люда, искренне полагавшая, что главное – накормить «дитятко», прочее само образуется, – вторая козочка доиться стала… ой, это я говорила. А у соседей корова дойная, молоко там, творог, сметанка, чего еще надо. Как звать-то пацана?
– Надир, – неохотно сообщила Таня, помнившая, что тетка не жалует ни кавказцев, ни азиатов.
– Хачик, что ли? – фыркнула тетка.
– Оксана – русская, отец мальчика араб. Учился в Москве, жениться обещал, но тянул да тянул, а после и вовсе уехал – и ни ответа, ни привета, – история в духе любимых теткой «мыльных сериалов» непременно должна была сработать.
– Бросил свою кровинушку и даже не помогает? – предсказуемо возмутилась тетя Люда. – Вот мерзавец! И что за мужики пошли… Ну да, может, оно и к лучшему. А то еще забрал бы подружку твою к себе, жила бы в чужой стране восьмой женой, как в том кино…
– Значит, договорились?
– Само собой, какой разговор! Передай своей Оксане, чтоб не тревожилась и выздоравливала.
Заглянув к Надиру, Таня услыхала знакомые уже звуки бесконечного виртуального боя. Мальчик опять полусидел в кровати, а на его лице мелькали блики от быстро сменявшихся на экране планшета боевых картинок.
– Я хочу к маме! – заявил он, едва заметив девушку.
Она с облегчением подумала, что он все-таки ничего не помнит или не осознает. Вслух же она осторожно проговорила, тщательно подбирая слова:
– Мама сейчас не может тебя забрать. Понимаешь? И она просила меня отвезти тебя в Москву. Ты помнишь Москву, Надир?
– Там холодно и снег. Он такой… белый, – задумчиво произнес мальчик после долгой паузы.
– Да, зимой там бывает снег и мороз, – подтвердила Таня. – Но сейчас лето, и снега там нет. Зеленые деревья, ягоды всякие и жарко, почти как здесь.
Надир, все так же не отрываясь от планшета, еще немного помолчал и вдруг заявил:
– Есть хочу.
Таня ужасно обрадовалась. Раз проголодался, значит, идет на поправку, и все будет в порядке. Она заказала по внутреннему телефону всякой еды в номер, а до того уговорила малыша переодеться. Это оказалось на удивление легко: высохший на коже пот и самого его раздражал. Пот смыли, майку, шорты и носки поменяли, обед съели – Надир даже за едой не отрывался от игрушки, – и незаметно подступил вечер.
Все необходимые процедуры в аэропорту прошли, как и предсказывал Учитель, без осложнений. Таня несколько раз повторила, что ребенок нездоров, и их пропустили быстро, без лишних проволочек, тем более что и багажа у них, в общем, не было. Лишь однажды ей на мгновение стало не по себе – когда сотрудница аэропорта, оформлявшая документы, сказала «ваш сын». К счастью, Надир, погруженный в игру, смолчал, ничего, вероятно, не заметив. Ибо Таня больше всего боялась вовсе не пограничных и таможенных проверок, а того, что мальчик вдруг начнет кричать, что она ему не мать, а чужая тетка… Но – обошлось. Да и вообще, Надир был еще довольно слаб, почти не капризничал и постоянно задремывал – и в такси, что везло их в аэропорт, и в зале ожидания, и в самолете. Просыпался, просил пить, тыкался в экран планшета, но почти сразу вновь засыпал. Только когда объявили посадку, открыл глаза, взглянул без особого интереса в иллюминатор, где, несмотря на позднюю, готовую превратиться в рассвет ночь, было почти светло от огней, и спросил:
– Это Москва?
– Да, – подтвердила Таня. – Это Москва.
И такси из аэропорта, и первый утренний экспресс до Серпухова он благополучно проспал. На Серпуховской привокзальной площади Таня снова взяла такси. Проснувшийся Надир брезгливо оглядел потрепанное сиденье старенькой иномарки, но капризничать не стал, только потребовал пить и вновь уткнулся в планшет. Автомобильные путешествия он переносил на удивление хорошо, и Таня, откуда-то помнившая, что детей в машине обычно укачивает и тошнит, порадовалась, решив, что это все потому, что Иорданец с семьей, должно быть, много ездил, так что Надир успел привыкнуть. А может, все дело было в особенностях именно этого детского организма. В конце концов, ее саму, когда она была маленькой, тоже не укачивало в машине.
Даже на проселочных дорогах, деликатно именуемых у нас второстепенными. Именно на такую трассу они свернули минут через двадцать после того, как выехали из Серпухова. Но заоконные виды искупали даже прелести поездки по «стиральной доске». Тане, признаться, среднерусские пейзажи грели сердце даже больше, чем красоты Адриатического побережья, которыми она только что вполне насладилась. Ну что Адриатика? Ну, почище там, это да. У нас тут и дома, уныло заброшенные, и пруды, запущенные до состояния болота, и горы мусора… Но если все это почистить – а это вполне возможно, – так не хуже Адриатического побережья будет, честное слово!
Надир же по сторонам почти не глядел, лишь когда машина подпрыгнула на особо впечатляющем ухабе «стиральной доски», случайно оторвался от экрана и, взглянув в окно, с изумлением спросил:
– Что это?
– Где? – Таня посмотрела в ту же сторону и не увидела ничего особенно интересного: лесок, придорожная лужайка, на лужайке столбик, к которому привязана белая коза, методично объедающая траву в пределах доступного ей круга. Вряд ли мальчика впечатлил лес или лужайка. – Это коза, – тоже удивившись, пояснила она. – Ты что, никогда козу не видел?
– Вот это? Нет, – он покачал головой, – такое не видел.
– Ну погоди, – засмеялась девушка, – сейчас приедем к тете Люде, у нее, она говорит, их две. Я тебе еще и кур покажу!
Надир покосился на нее недовольно, точно подозревая, что над ним смеются.
– Я видел курицу, – хмуро сообщил он. – Я ее вчера ел.
– Да нет же! – Таня совсем развеселилась. – Живых кур! О! Собственно, мы как раз и приехали, сейчас все сам увидишь.
Надир все с тем же недоверием посмотрел на Таню, затем медленно перевел взгляд на торчавший перед ними некрашеный, точнее, порядком облезлый штакетник, на утопавший в зелени сада бревенчатый домик с терраской…
На крыльцо, торопливо вытирая руки фартуком, выбежала, видимо, услыхавшая шум подъезжающей машины тетя Люда. По случаю дорогих гостей она явно принарядилась: ярко-зеленый ситцевый сарафан в крупных ромашках прямо-таки кричал о своей абсолютной новизне. Сама же тетя Люда от сельской жизни помолодела лет на двадцать. Ну, неухожена, конечно, седина, волосы во все стороны торчат, да и подстричься бы неплохо, руки чуть не в цыпках – да что с того! Зато бодрая, глаза горят, щеки свежие, как яблочки, сама веселая, как вольный воробей!
