– Разберемся, – бросила Таня, зашвырнув аппарат в озеро и резко срывая мотоцикл с места.
Деревья вновь слились в сплошную, летящую назад стену. Снова белая ночь, серое небо, неясные тени, полумгла, скорость и ветер в лицо. Все, как в первую ночь их знакомства…
Часа через полтора они уже были в Питере. Быстро пронеслись мимо Московского вокзала, переехали мост через Неву и свернули направо. Вскоре Таня затормозила перед блочной многоэтажкой, напротив которой зеленел небольшой и неустроенный сквер – все те же березки и сосенки, только на этот раз чахлые. «Улица Бадаева», – прочел Сергей на табличке. Интересно, кто он был такой, этот Бадаев? Небось революционер какой-нибудь.
– Похоже, у тебя в Питере полно друзей, готовых по первому же требованию предоставить тебе и стол, и кров, – Сергей испытующе поглядел на Таню.
– Насчет стола не уверена, а вот кров действительно найдется, – невозмутимо откликнулась она и, втиснув мотоцикл между двух припаркованных во дворе иномарок, кивнула на дверь подъезда.
– Пойдем, нам туда.
Небольшая двухкомнатная квартира выглядела какой-то нежилой, скучно-казенной. Все по минимуму: по дивану в каждой комнате, запыленный телевизор, естественно, старый, с кинескопом, небольшой холодильник, газовая плита, несколько разномастных стульев, чахлые занавески на окнах и еще какие-то невнятные мелочи.
Сергей огляделся, хотел что-то сказать, но вздохнул и промолчал. Конечно, ему нужно было поговорить с Таней, о многом расспросить ее. Но настроение для серьезных бесед было совершенно неподходящее. К тому же он был уверен, что она опять уведет разговор в сторону, ответит обтекаемо и уклончиво. Да и устал он смертельно. Таня наверняка тоже, под глазами у нее залегли сиреневые тени, глаза потухли.
Словно угадав его мысли, а скорее всего, действительно угадав, девушка проговорила:
– Посмотрим, что тут в холодильнике, перекусим – и спать. Надо отдохнуть. Завтра в Москву. По уму-то надо было прямо сейчас, но вымотались мы оба, так что лучше не рисковать.
И он в свою очередь тоже не стал ничего на это отвечать. В Москву так в Москву, отдохнуть так отдохнуть.
В холодильнике нашлись пельмени, вкуса которых из-за усталости они даже не почувствовали. Поели и разошлись, легли снова порознь. Едва добравшись до дивана в маленькой комнате, Сергей рухнул на него и провалился в сон. Таня еще возилась в ванной, а он уже спал как убитый.
Проснулись они поздно, уже далеко за полдень, выпили чаю с печеньем, вяло обмениваясь ничего не значащими репликами и глядя в окно на чахлый сквер, на пустынную улицу с редкими машинами, с темными корпусами новостроек.
– Скоро поедем, – прервала наконец молчание Таня. – Чтобы побыстрее, на «Сапсане». Я заказала электронные билеты, чтобы лишний раз не маячить. На половину восьмого вечера. К полуночи уже в Москве будем.
– А я уж решил, что мы прямо на байке в столицу двинем, – довольно вяло пошутил Субботин.
– Увы, его придется оставить здесь, – вздохнула девушка.
– Жаль, – вдруг расчувствовался Сергей. – Я что-то так к нему привык…
Он поднес Танину руку к своему лицу.
– Мотоциклом пахнет…
И вдруг поцеловал кончик мизинца. Потом безымянный, средний, указательный… Ладонь, самую серединку… Бешено бьющуюся голубую жилку на запястье…
Таня почувствовала, что ей трудно дышать. Да что же это такое в самом-то деле? Она же не робкая восьмиклассница, которую пригласил в кино «мальчик из параллельного»! Она взрослая, сильная, рассудительная… И в постели они с Сергеем уже бывали – там, на Декабристов, где белая ночь превращала красное вино в темный, почти черный, терпкий колдовской напиток… Разве там сердце поднималось к самому горлу?
Субботин притянул Таню к себе мощным властным движением – как будто имел на это полное право, как самый первый мужчина – самую первую женщину.
Узкий кухонный диванчик скрипнул, дрогнул, застонал… Или это она застонала?.. Как горит кожа! Одежда? А что, была какая-то одежда?
Белый день посреди европейского цивилизованного Питера вдруг обернулся жаркой первобытной полночью. Хищная тьма обступила, сомкнулась, захлестнула, встала вокруг стенами, куполом, пещерой, оставляя от всей вселенной только их двоих – центр мира. Руки, губы, горячий, сбивчивый, неразборчивый шепот, вдох, как всхлип, выдох, как стон… Два сильных тела сплетались в почти зверином объятии, точно этот день, этот час, это мгновение – последние в жизни!..
* * *
На вокзал они приехали за четверть часа до отхода поезда. Никого подозрительного ни рядом, ни в отдалении вроде не наблюдалось. Наверное, можно было вздохнуть спокойно, но Субботин все три с половиной часа до Москвы думал о своей спутнице, делавшей вид, что не то листает глянцевый журнал, не то дремлет. Кто она такая, эта рыжая амазонка на красном стальном коне, внезапно ворвавшаяся в его жизнь? Как она сказала? Скучный консультант по производственно-техническим вопросам? Ну-ну. Производства тоже разные бывают. Так что одно из двух: либо понравившаяся ему в ресторане девушка прошла армейскую подготовку, либо сама принадлежит к миру криминала. Причем одно совсем не исключает другого.
– Надо же, в этом мире еще существует ночь! – пошутил он, выходя на перрон Ленинградского вокзала.
– Это же столица, – в тон ему подхватила Таня, – тут все есть. Почти как в Греции.
– А мы вообще-то куда? У меня отличная квартира на Пречистенке, – предложил было Сергей, но тут же осекся. – Только туда, наверное, не стоит соваться…
– Не стоит – это мягко сказано, – улыбнулась девушка. – Ко мне поедем, там должно быть спокойно. Заодно посмотришь, как простые люди живут, а то небось забыл уже на своем бизнес-олимпе…
Танина квартира в Коломенском роскошью и впрямь не блистала, но в качестве временного убежища подходила как нельзя лучше. По правде сказать, она вообще напоминала временное жилье.
– Я же здесь почти не бываю, – пояснила девушка.
Сергей крепко прижал ее к себе и поцеловал:
– Главное, что здесь ты, а прочее не имеет никакого значения.
Петербург с его белыми ночами-привидениями, волны рек и каналов, глухо разбивающиеся о гранит набережных, дворцы и парки, сумрачные подворотни, ледяной ветер тревоги, рев мотоцикла, круглое зловещее отверстие в оконном стекле, ночные страхи в дачном домике, тень отчуждения, упавшая между ним и ею на время опасности, стремительный бег «Сапсана» – все это вдруг ушло в прошлое, стало страшным, но уже полузабытым сном, когда-то давным-давно приснившимся обоим.
Единственной настоящей явью стало объятие, тихое дыхание друг друга, пальцы, бережно касающиеся губ, опущенных век, скользящие по всему телу. Их, как отдельного Сергея и отдельной Тани, больше не было. Вместо них дышало, пульсировало, трепетало единое живое существо, и, казалось, конца этому трепету, этому биению единого сердца, этому единому дыханию не будет никогда.
