– Ты сам кто такой?
– Да я‑то… – Растерянно хлопая глазами, Одинцов провел рукой по своей лысой голове. – Я человек…
– Это поня…
Маков не договорил, мощный удар в пах оборвал его на полуслове. Он чуть согнулся, хватаясь за отбитое место, и тут же пропустил удар в шею, с размаха, рубящий, внутренним ребром ладони. Маков поплыл, и Одинцов, схватив его за руку, провел прием.
Он поставил Макова на колени, шарахнув лбом об угол скамейки. Но и это было еще не все. Несколько ударов по почкам заставили мужика кататься по полу от боли. А Одинцов сел на койку, потирая отбитый кулак.
Преодолевая боль, Маков разогнулся, страдальчески глянул на Максима и резко вскочил на ноги. Он вроде бы собирался взять реванш, сил у него для этого хватало, но ему явно недоставало боевого духа. Достаточно было посмотреть ему в глаза, чтобы понять это. Одинцов даже не стал подниматься, чтобы отразить возможную атаку.
– Ну, давай, чего ждешь? – с дразнящей усмешкой подстегнул он противника.
Но Маков стоял на месте, затравленно глядя на него. Его пугала уверенность Одинцова.
– Что, «очко» играет? – с благодушной усмешкой спросил Максим и неторопливо поднялся. И вид у него был такой, будто он собирался подать противнику руку. Именно так Маков и подумал, поэтому и прозевал момент.
Одинцов ударил его снова, подсечкой сбил с ног, и на этот раз противник приложился к полу – затылком. А добивающий удар заставил его скорчиться от боли.
– Ты в тюрьме, мужик. Если не можешь дать ответку, то лежи, не поднимайся. А если поднялся, то бей! Ну, давай поднимайся! Что, страшно?.. А когда в криминал шел, страшно не было?
– Какой криминал?
– А за что тебя «закрыли»?
– Ни за что.
– Это ты кому другому расскажешь. Ты же в спецназе МВД когда-то служил, да?
– Кто тебе такое сказал? – встрепенулся Маков.
– А ты думал, это чешуя? Думал, если ломом опоясанный, то тебя никто не тронет? Запомни, Костя: в тюрьме на один лом найдутся две кувалды, а за ними – третья, с хитрым винтом…
– Ты знаешь, как меня зовут? – Маков поднялся с пола, осторожно глядя на Одинцова. Рукой нащупал край своей койки, сел.
– Знаю.
– И что тебе нужно?
– Да вот, уму-разуму тебя пришел поучить. Это чтобы ты не строил иллюзий насчет своего будущего. Тюрьма – это не сахар, тюрьма – это соль на рану. А рана везде может случиться. Это ты сейчас можешь сидеть, а завтра сидеть будет больно… Если даже ты Татарина с его подругой не убивал, все равно за соучастие сядешь. Вместе со своим дружком. На строгую зону пойдешь, там с тебя стружку быстро снимут, – пригрозил Одинцов.
– Ты кто такой? – Маков смотрел на него как на дьявола, который пришел за его душой.
– Майор Одинцов.
– Майор?!
– Да, майор полиции, начальник уголовного розыска.
– Э‑э… Что за беспредел?
– А ты не знал, кто я такой?
– Нет… Но теперь знаю!
– Жалобу писать будешь?
– Могу и написать. Как вы тут честных людей пытаете.
– Правильно, Костя, так и надо. Выкручиваться надо, выпутываться, а иначе тюрьма… Только я сейчас не начальник, я сейчас такой же арестант. Просто меня из одной камеры в другую перевели. Если ты на меня нажалуешься, это минус в твой арестантский статус. Я сейчас не мент, я сейчас твой сокамерник. Если ты меня сдашь, значит, ты, Костя, гнилой стукач…
– Че ты меня лечишь? Какой ты арестант?
– Кто Прошника убил?
– Какого Прошника? А‑а, ну да, ваш старлей спрашивал! Так ты тот самый майор, которого подставили? – Казалось, Маков сейчас рассмеется в лицо.
– Кто меня подставил?
– А кто тебя подставил? Это ваш старлей говорит, что подставили, но я‑то вижу, что ты реально чокнутый майор! – Маков потер ладонью отбитый затылок.
– Ты бы за словами следил, Костя. Мы с тобой в одной лодке. – Одинцов с угрожающим видом поднялся с койки. – Нам вдвоем тесно, нужно решать, кому дальше плыть, а кому на дно… Жаловаться ты на меня не можешь, но можешь меня убить. Братва тебе тогда слова не скажет…
– Убить? А потом на пожизненное? Спасибо, не надо! – растерянно мотнув головой, сбивчиво проговорил Маков.
– А ты сначала убей!
– Ну да, потом тут меня на «ливер» пустят…
– Это все отговорки, Костя. Это все голимые отговорки… А я могу тебя убить. Мне, Костя, по-любому вышка! Два трупа на мне… Это вы хорошо придумали, за два трупа больше дают, да? Крепко вы меня к сто пятой статье привязали!
– Кто – мы?.. Не убивал я никакого Прошника!
– И против меня не работал?
– Нет!
Одинцов пристально смотрел на Макова. Не узнал его арестант, но это еще ни о чем не говорило. Возможно, Максима вели одни люди, а Прошника исполнили другие…
– А кто меня подставил?
– Я откуда знаю.
– А я знаю! Никиткин меня подставил. Знаешь, кто такой Никиткин?
– Нет! – чересчур поспешно ответил Маков.
– Врешь. Вижу, что врешь. Сначала Никиткин подставил Лукомора… Ты меня слышишь? Лукомора он подставил! Миша Веселый в теме был и Татарин. Они Лукомора подставили. А чтобы спрятать концы в воду, Веселого сбросили в яму. И Татарина должны были убрать. И его убрали. Ты сегодня это сделал. Никиткин его твоими руками убрал. Ты Лукомора подставил, а он в законе… Тебе тюрьма светит, а в тюрьме тебя самого засветят. И предъявят! За Лукомора предъявят! По самое «не балуй»!.. Кто Татарина убил?
– Не я! Олег в него стрелял! И в него, и в Лилю! Я не говорю, что не при делах, но как было, так и говорю! Олег это все…
– А кто у вас за старшего был?
– Ну, Олег и был.
– Гударев?
– Гударев.
– А Сколков кто такой?
– Ну, мы с ним работали. Ну, в «Альфа-Системе», в группе быстрого реагирования. Ну, если вдруг кто-то на кого-то там напал…
– Ты меня буднями не грузи, ты по теме говори. Сколков должен был Татарина взять?
– Ну, должен был.
– Но у него не вышло?
– Не вышло.
– Поэтому к делу подключили тебя и Гударева?
– Ну да.
– Кто подключил?
– Не знаю.
– Как это не знаешь?
– Олег знает. Ему говорили.
– Кто говорил? Кожевников? – спросил Максим, вспомнив фамилию директора «Альфа-Системы».
– Кто, Игорь Антонович? Да нет, он там не при делах…
