– Для вас – очередная пациентка. И давайте ее…
– Отправим домой до понедельника, – подхватил мысль Петя.
Это была практика, заведенная Таней. Больной поступал в отделение, за два дня проходил необходимые обследования и сдавал анализы. Неделя томления до операции, в обстановке, далекой от санаторной, на человека, который чувствует себя совершенно здоровым, действовала угнетающе. Гораздо полезнее провести несколько дней в кругу семьи. В случае с Журавлевой и для Татьяны будет выгода. Даже не сталкиваясь в коридоре, пропуская палату Журавлевой во время обхода, Таня постоянно чувствовала ее присутствие. Будто Журавлева была источником губительной радиации, а Таня страдала лучевой болезнью.
Она набрала номер домашнего телефона, попросила маму дать трубку сыну:
– Игоряша! А не рвануть ли нам сегодня в зоопарк?
– Ур-ра! – завопил сын. – Мы с мамой идем в зоопарк! – радостно известил он бабушку и дедушку.
– Таня! – взяла трубку мама. – Шестой час, когда ты приедешь, будет семь, зоопарк работает до семи.
– Не успеваем, – согласилась Таня. – Дай снова трубку Игорьку, пожалуйста. Сыночек, сегодня не получится. Но в субботу – обязательно! То есть не в субботу, а в воскресенье.
– У-у-у! – жалобно заскулил сын.
До воскресенья далеко. Мама всегда обещает, но не всегда выполняет обещания.
– Тихо-тихо! Игорюндий! Давай обсудим с тобой следующий вариант. В субботу ты едешь со мной в больницу. Я тут немного поработаю, а потом отправляемся в зоопарк. После мартышек и слонов идем обедать в кафе. Но никакого мороженого ядовитого цвета, сразу предупреждаю! От искусственных красителей у тебя аллергия.
– Мама! Без мороженого! Но точно-точно?
– Клянусь левой задней лапой крокодила!
– А что я буду делать у тебя на работе?
– Рисовать или лепить, возьмем пластилин и фломастеры.
– Там будут еще дяденьки и тетеньки?
Вопросы Игорька, только дай ему волю, никогда не заканчивались.
– Сыночек, я хочу, чтобы ты обдумал наш путь следования. Можно ехать на автобусе, потом на метро, потом на троллейбусе. Можно шикануть и взять такси. Еще есть вариант с автобусом и двумя трамваями. Попроси дедушку, чтобы показал тебе карту, проследи путь от нашего дома до моей больницы, от нее до зоопарка. Выберите оптимальный способ передвижения. Целую тебя! Скоро буду, дочитаем книжку про тупика.
В книгах, которые Таня покупала сыну в больших количествах, она сама обнаруживала много неизвестного ей прежде. Чего стоит, например, тупик – птица, которая роет норы, точно крот. В эти норы любят забираться дикие кролики. Таня чувствовала некое собственное родство с тупиком: ему летать хочется, а жизнь заставляет норы рыть, в которые лезет кто попало.
Игорек никогда не спрашивал про папу. Вадим ежемесячно присылал издевательские алименты – полторы тысячи рублей. Зарабатывал он немало, трудился в нескольких фирмах, брал частных клиентов, алименты оформил в месте минимальной зарплаты.
Таня как-то подвела разговор к наличию биологического папы и его фактическому отсутствию.
Умный не по годам Игорек сказал:
– Папа – это мужчина в доме. У нас мужчина – дедушка.
Танин отец вышел из комнаты – у него навернулись слезы благодарности и бессилия.
5
Татьяна находилась в операционной, когда на каталке привезли Журавлеву. Вряд ли Журавлева заметила, что Татьяна Владимировна одета не по форме – не в стерильный операционный халат, а в обычный костюм – белые брючки и куртка, отороченные синим кантом. Через три минуты после водружения на операционный стол Журавлева сладко спала.
Ирина настаивала: «Ты переоденься в стерильное, как будто работаешь. Вдруг главный заглянет!» Но Татьяне маскарад был противен.
Полчаса назад разведка в лице Иры и Лены донесла, что Кирилл Петрович уехал в медуправление, когда вернется – неизвестно. Можно расслабиться. Татьяна два или три раза выходила из операционной, в отделении занималась текущими делами. Ира гнала ее обратно злым нервным шепотом.
Петя и Вероника работали не просто хорошо – отлично! Таня подходила, кивала, одобряя, мотала головой – мне нечего вам подсказать. Петя и Вероника не разговаривали, были сосредоточены и напряжены.
«Когда я оперирую, трещат за милую душу, – думала Таня. – Молодцы! Не придерешься. Может, я действительно неплохой учитель? Выковырять из-под плинтуса самооценку и зажить по-новому? Например, перестать чураться Егора Семеновича, который давно смотрит на меня взглядом собаки, просящей косточку. Егор – отличный хирург, достойный мужчина, вдовец, не замеченный в шашнях с ординаторшами и сестричками».
Таня стояла в изголовье пациентки и думала про замглавного врача Егора Семеновича. Снова выбор спутника не по любви, а по расчету? Это она уже проходила. Кого бы полюбить? И, главное, как найти время для любви?
Петя не хуже Татьяны понимал, что работает отлично. Петя был горд собой, внутренне ликовал и принялся болтать на посторонние темы. Но бурные чувства противопоказаны хирургу.
За секунду до того, как это случилось, Таня поняла, что произойдет. Потом, анализируя ситуацию, Таня не сможет ответить себе: по чему поняла? То ли по тому, как шумно вздохнул Петя, набирая полные легкие воздуха, то ли по тому, как напряглись мышцы его предплечья, то ли по заглушенному маской хохотку, которым Петя отреагировал на шутку Вероники, или по иным знакам, мимолетным, незначительным, но в совокупности грозящим бедой.
Петя перевязывал одну из ветвей подключичной артерии и не учел ломкость сосуда. У Журавлевой, женщины немолодой, уже были возрастные склеротические изменения сосудов. Петя натянул нитку сильнее требуемого и оторвал сосуд у основания. Кровь ударила фонтаном, оросив всех, кто находился у операционного стола. От неожиданности или от испуга Петя отпрянул назад и упустил артерию, вместо того чтобы зажать ее. Это была его вторая ошибка, почти роковая.
Натянув перчатки, Татьяна схватила первый попавшийся зажим и принялась судорожно искать сосуд в ране.
Кровь текла по очкам анестезиолога, он сбросил очки, нервно сообщал о резко падающем давлении пациентки. Найти сосуд не получалась. Таня отбросила зажим, пальцами зажала артерию, глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. Дальнейшие ее команды были краткими и перемежались ругательствами. Прежде Таня никогда не позволяла себе грубых выражений. Но ничего подобного прежде и не случалось.
– Отсос, быстро! Дура, что ты возишься? Уйди, козел! Не лезь в рану, не мешай, идиот! Я сама! Второй зажим, чтоб вам всем треснуть! Кретины безрукие! Вам клизму поставить нельзя доверить. Перехвати здесь, ослеп, придурок?
Время для Тани остановилось. Время остановилось на мгновения – бóльшим Таня не располагала.
Это была не Журавлева. У этого погибающего человека не было имени, фамилии, биографии, он не ходил в детский сад и в школу, не учился в институте, не влюблялся, не рожал детей. У него не было лица, привычек, карьеры и увлечений, он не совершал хороших и плохих поступков, не подличал и не сеял добро. Ничто не имело значения, все отступило на задний план перед лицом смерти.
