Вика не слышала, как пришли невестки, улеглись на полу, недолго пошептались и дружно засопели. Утром Вика встала последней, вышколенные невестки уже помогали свекрови накрывать завтрак, который в семье любили не менее встречи Нового года, а возможно, и более, потому что первое января был днем полнейшей необязательности – никому никуда не нужно торопиться. И вчерашняя разогретая еда казалась вкуснее, чем накануне, а похмельные мужики, ласковые и мягкие, выглядели детьми, помнящими, что провинились, но не помнящими, за что именно.
Запахи родного дома и первоянварские шумы, под которые просыпалась Вика, закачали ее на волне детской благодати. Сладко по-кошачьи потянувшись, расправив плечи и выгнувшись мостиком, помурлыкав, задрав ноги и энергично сделав в воздухе «велосипед», она вскочила. Виктор, наверное, уже сидит за столом, завтракает. Озираясь в поисках халата, Вика наткнулась взглядом на стол. Что-то не так. Все не так! Виктор ее бросил, а балерина пропала.
«Кто взял мою куклу?» – орала Вика, выбегая из комнаты. Балеринку стащили племянники, не поделили ее, подрались, в итоге уронили и разбили. Вика подняла с пола три разрозненные детали: нога, юбочка-пачка и голова. Завтракавшие родные, глядя на лохматую Вику, которая чуть не плакала над осколками, не могли понять, из-за чего она так расстроилась. Ну сломали дети игрушку, так на то они и дети, мало ли ценных вещей перепортили, не чета этой куколке.
– Доченька, я все склею, незаметно будет, – забрал папа у Вики кусочки.
– Заметно! – не согласилась Вика. – Пропала балеринка.
– Только крепче будет, и на месте склейки уже никогда не сломается, – утешал папа.
Его последние слова почему-то показались Вике очень важными.
– Правда? – переспросила она. – Если сломанное склеивают, то здесь уже не разобьешь?
– От клея зависит, – подмигнул отец. – Экономить на клее – последнее дело.
«Мы ведь не о разбитой статуэтке говорим?» – мысленно спросила Вика, глядя отцу прямо в глаза.
Папа хитро улыбнулся:
– Клей должен быть дорогой, не дешевка. Вот в этих местах, – он показал на сколы, – надо хорошенько обезжирить, чтобы никаких посторонних веществ. Потом клей нанести. И ни в коем случае сразу не соединять, а подождать несколько минут! Затем сильно-сильно прижать кусочки друг к другу. Мертвая будет склейка.
Мама смотрела на Вику неодобрительно. Своими семейными проблемами дочка с родной матерью не делится, больно гордая. А на отца с его глупыми рассказами про клей смотрит как на героя.
– Совсем свихнулась? – ревниво спросила мама. – Иди переоденься, не шастай здесь в ночной рубахе.
От родителей, сославшись на сессию, Вика уехала на следующий день. Она заступила на вахту по благоустройству снятой квартиры. Наверное, разумнее было бы последовать советам подруг и отправиться на каникулы в дом отдыха или за границу, в Таиланд, например, горящие путевки были недороги. Вика еще ни разу не бывала за границей, как, впрочем, и Виктор. Хотя муж всем заграницам предпочитал Сочи. Говорил, что они обязательно поедут в Сочи, и при этом делал загадочное лицо. Что муж надеялся ей там показать? Теперь ни мужа, ни Сочи, только сдирать обои со стен и клеить новые. Придумывать себе занятия: можно покрасить батареи и подоконники, купить плотную ткань и обтянуть старенькие стулья. Вика хмуро и упорно давала себе задания и выполняла их. Этот субботник в чужой квартире разительно отличался от первого – в доме Виктора. Там был вдохновенный азарт, а тут – каторга, хоть и добровольная. Сжав зубы, Вика заставляла себя трудиться, чтобы не поддаться единственному тупому желанию: упасть на диван, не есть, не пить, не двигаться – медленно умирать. Ее жизнь, с прошлыми мечтами, потерпела фиаско, нынешнее существование – бессмысленно.
* * *
Они встретились случайно. Хотя что есть случайность? Как раз случайно они должны были встретиться давно, ведь жили в одном городе и ходили по одним и тем же улицам. Однако не столкнулись по воле случая, а по собственной воле полгода не звонили друг другу, не пытались подстроить встречу или поддаться зову души, брести, куда ноги несут, нажать на кнопку звонка и за открытой дверью увидеть родное лицо. Виктор и Виктория переживали свои драмы в одиночестве, которое в насмешку и справедливо называют гордым.
Для этой случайной встречи был бы хорош соответствующий пейзаж. Например, весна: щебечущие птицы, щетина травы на газонах, запах влажной земли, клейкие листочки на деревьях и набухшие, готовые взорваться почки на кустарниках, освобожденные из оков зимней одежды буйные детишки, вдруг, как ранние грибы, вылезшие на свет божий беременные женщины, чьи животы прежде были не заметны под пальто и куртками, словом – общая радость пробуждению природы.
Увы, романтические декорации отсутствовали. Календарно весна наступила: несколько дней палило солнце, растаял грязный городской снег. Но снова задул холодный ветер, и прошлогодние листья, которые он кружил по тротуару, говорили скорее об осени.
Виктор шел по улице и думал: «Весной бывает состояние природы, напоминающее осень. А осенью вдруг дохнет весной, что-то есть на этот счет у классика. Кажется, у Тютчева. „В кругу убийственных забот… тра-та-та, не помню… минувшим нас обвеет и обнимет… как там дальше? У мамы был вечер в библиотеке, посвященный Тютчеву. Вспомнил. Вдруг ветер подует теплый и сырой, опавший лист погонит пред собою, и душу нам обдаст как бы весною“».
Вика, закинув сумку на плечо, согнутыми ладошками, приставленными к вискам, спасала тушь на ресницах – на ветру глаза слезились и тушь растекалась. Навстречу шел парень, фигурой, статью похожий на Виктора. Похожие на Виктора ей мерещились постоянно.
Прямо по курсу на Виктора двигалась девушка, нелепо закрывшая лицо ладонями, точно лошадь с шорами. У Вики тоже слезились на ветру глаза, текла тушь. Он предлагал ей купить маску для подводного плавания и надевать в ветреные дни. А что? Ему жена нравится и в маске, а до остальных разве есть дело? Не хочешь маску, тогда полезай ко мне под мышку, плаксивый воробей!
Миновав друг друга, они сделали несколько шагов и застыли, потом медленно развернулись. Вика опустила руки, у Виктора капюшон куртки порывом ветра сорвало с головы.
«Зарос, давно не стригся», – подумала Вика, глядя, как играет ветер с его шевелюрой.
«Сейчас заплачет черными слезами», – подумал Виктор и, не дожидаясь Викиных косметических слез, шагнул к ней, забыто-привычным жестом припечатал к своей груди ее голову, согнулся, чуть выставил вперед и наклонил правое плечо, защищая от ветра. Одной рукой он держал Вику за лацкан пальто, другой – обнимал за плечи. Не вырвется. Они пошли. Они не соображали, идут ли в ту сторону, куда шел Виктор, или в противоположную – туда, куда направлялась Вика. Они просто шли – сквозь толпу, мимо газетно-книжных киосков и тех, что торгуют мороженым, сладостями и спиртным, мимо автобусных и троллейбусных остановок – мимо всего мира.
Надо причалить, понимал Виктор. Он не хотел вести жену в ресторан или в кафешку, в собственный дом или к друзьям.
