– Спасибо, Максим Максимович!
Не отпуская мою руку, на которую смотрел, как на драгоценность, он вдруг забормотал:
– Во мне столько нежности… столько нерастраченной нежности…
Он покрывал мою руку поцелуями, двигаясь все выше и выше, к локтю. И говорил, говорил…
Не могу найти верное слово, чтобы описать мое состояние. Наверное, это был шок. Но шок многоярусный. Рвотный шок, который испытывает человек, видя обезображенный труп. Шок внезапной обиды, предательства, разочарования, порушенных надежд и миропонимания, ощущение собственной ничтожности. Как он мог подумать, что со мной можно так?
На несколько секунд я впала в ступор, и только когда Максим Максимович поднял вторую руку, чтобы обнять меня, вырвалась, вскочила.
Я не подыскивала выражений, я выпалила первое, сорвавшееся с языка:
– Старый развратник!
Максим Максимович всхлипнул, закрыл лицо руками и выбежал из кухни.
Открылась входная дверь, пришел муж. Он заглянул на кухню:
– Привет! Я голодный как волк. Накормишь?
Не чмокнул дежурно в щечку, пошел переодеваться, мыть руки.
Когда Виктор снова вошел на кухню, я еще не пришла в себя. Стояла истуканом, не могла поверить в случившееся. Может, оно мне приснилось?
Виктор со ставшей в последнее время привычной иронией спросил:
– Эй, ты чего застыла? Бизнес не клеится? А поесть усталому труженику? Папа спит?
– Папа… твой папа сейчас… ко мне, со мной… хотел…
– Замолчи! – переменился в лице Виктор.
– Он говорил… целовал… Это ужас!
И тут мой муж размахнулся и ударил меня по лицу. Я полетела в сторону двери и упала на пол. Мне было больно, жутко, страшно. Я на четвереньках поползла в коридор, с трудом поднялась. У меня провалилась земля под ногами, мне не на что было опереться в жизни. Если муж меня бьет, значит, я лечу в преисподнюю. Я стремилась удержаться на поверхности, помчалась в комнату Максима Максимовича, распахнула дверь.
Закричала:
– Он бьет меня! Бьет! Скажите ему, что вы сами, сами!
Максим Максимович сидел на кровати, закрыв ладонями лицо, раскачивался и стонал.
Сзади, за плечи, меня схватили руки Виктора. Руки, которые столько раз ласкали меня, дарили божественное наслаждение, которые я любила до спазма в горле. Теперь они стали грубыми клешнями жестокого чужака.
Виктор вытолкнул меня в другую комнату.
– Убирайся! – велел он. – Убирайся отсюда и никогда больше не появляйся!
– Я не виновата…
– Пошла вон, я сказал!
Схватив сумочку, я выскочила на улицу, поймала такси, примчалась к девочкам в общежитие. Вахтерша пропустила меня со словами: «Я ж говорила!»
Потом я сняла однокомнатную квартиру. Могла себе позволить, я хорошо зарабатывала.
Виктор
После женитьбы мое имя стали часто употреблять с ненавистным мне ударением – Виктóр, потому что жену зовут Виктория. Есть замечательный американский фильм с Джули Эндрюс и Джеймсом Гарнером в главных ролях «Виктóр и Виктория». Моя жена несколько похожа на Джули Эндрюс в молодости, в ней тоже бездна обаяния. У меня с красавчиком Гарнером нет ничего общего, хотя и я симпатяга, каких поискать.
Смазливость была моим проклятьем с детства. Родители рассказывали, что, заглядывая в коляску, знакомые умилялись – ангел! Я подрос, и меня часто принимали за хорошенькую девочку с белыми кудряшками. Лет с восьми я стал требовать, чтобы меня стригли налысо. Уступил просьбам мамы – на голове у меня оставляли маленькую челку.
Однажды мы столкнулись на улице с бывшей соседкой, не виделись лет пять. Моя прическа «почти под нолик» ее не смутила. Женщина всплеснула руками:
– Такой же хорошенький! А малышом был вообще похож на маленького Ленина.
Мне захотелось пнуть эту тетку ногой или укусить за руку. Мама отлично поняла мое настроение и быстро распрощалась с ней.
– Расскажу тебе одну историю, – говорила мама по дороге. – Когда я училась в первом классе, нас должны были принять в октябрята. Это было большое и волнительное событие, потому что на груди, на школьном фартуке, засияет звездочка с портретом Ильича. Готовились мы ответственно: читали рассказы про детство вождя, учили стихи, ему посвященные, и так далее. И вот однажды, когда мы после уроков репетировали предстоящие выступления на торжественной линейке, в класс заглянула нянечка – так раньше называли в школе уборщиц – и сообщает (представь!): «Там пришел дедушка Ленин». Мы оторопели, потом возликовали и гурьбой бросились из класса. Но в коридоре стоял обыкновенный дядечка, совершенно не похожий на вождя. Девочка, которую звали Леной, воскликнула: «Это же просто мой дедушка!»
Я расхохотался, и дальнейший путь мы с мамой пропрыгали: нужно было так скакать по тротуару, чтобы не наступать на трещины в асфальте.
Мама обладала завидным чувством юмора и была неистощима на выдумки. В нашем доме постоянно звучал смех, и жизнь до болезни мамы мне помнится бесконечной веселой игрой. Конечно, по мере того, как я рос, игры усложнялись.
Я был достаточно вредным и своевольным пацаном, но мама умела найти ко мне ключик. Помню, лет в десять мама будит меня утром, а я ни в какую не хочу вставать.
Капризничаю и упрямствую:
– А почему я должен вставать, когда мне хочется спать? Не буду одеваться и зубы чистить не буду! Ничего не буду!
– Хорошо! – мирно соглашается мама. – Только я думала, что мы с тобой поиграем в игру: найди то, что не спрятано. В данном случае – твои шорты. Они на виду, но попробуй отыщи.
Я вскакиваю и начинаю рыскать по комнате. Открываю ящики шкафов, заглядываю за диван.
– Не спрятано, не спрятано, – улыбается мама. – На самом-самом виду.
На помощь я призываю папу, и мы вдвоем кружим по комнате, мама смеется.
– Иногда, чтобы узнать ответ, надо посмотреть на небо, – подсказывает мама.
Шорты висели на люстре.
Эта люстра со множеством хрустальных висюлек досталась от бабушки, папиной мамы, по наследству. Мама, кажется, не очень любила люстру, но разговаривала с ней:
– Я тебя помою. Когда-нибудь. А может, пыль веков тебе дорога? Отлично, договорились. Подкопим истории.
Мы редко смотрели телевизор, у нас находились более интересные занятия. Шарады, ребусы, головоломки, морской бой, а то и просто бой – подушками. Еще до школы я стал играть с папой в шахматы, а с мамой – в шашки. У меня были все настольные игры, которые можно было достать, и резались мы в них с большим азартом. Смешно сказать, я уже учился в институте, но иногда вечерами мы доставали потрепанные коробки с этими настольными играми, чтобы скоротать вечер.
