Они ушли так, чтобы их никто не заметил, в том числе и мисс Присцилла; для этого де Берни направился вдоль берега, по кромке мангровых зарослей.
Шли они молча. Вдруг, услышав сзади шорох, майор резко обернулся.
– Ничего страшного, это Пьер, – сказал де Берни. – Он проследит, чтобы нам никто не помешал.
Ошеломленный, ничего не соображая, майор двинулся дальше; он думал только об одном – о поединке, который якобы хотел затеять его спутник. С трудом переводя дух, обливаясь потом, он вскарабкался по крутому склону скалы и обнаружил, что они очутились в небольшой бухточке, надежно укрытой от посторонних глаз.
Француз снял портупею и обнажил шпагу. Майор безмолвно последовал его примеру. Затем француз извлек из кармана деревянный набалдашник, похожий на маленькую грушу, и на глазах изумленного майора нацепил его на острие своей шпаги.
– Что, черт возьми, все это значит? – спросил Сэндз.
Де Берни, протянув ему точно такую же грушу, ответил:
– Неужто вы в самом деле подумали, будто я привел вас сюда ради того, чтоб совершить кровопролитие? Ну да бог с вами, что бы вы ни думали, а того требуют обстоятельства. Я уже говорил, пришло время вам немного поразмяться и похудеть…
Майор, продолжавший обливаться потом, посчитал себя оскорбленным и разозлился не на шутку:
– Какого дьявола, сударь! Вы еще вздумали насмехаться надо мной?
– Ради бога, сударь, успокойтесь. День, когда нам придется проливать кровь, уже не за горами, и если мы не подготовимся к нему как следует – нам конец. По крайней мере, мне.
И он снова протянул майору набалдашник для шпаги.
Не зная, что думать, майор неохотно взял его.
– Понимаю, – проговорил он, явно переоценивая свои умственные способности. – Значит, вы привели меня сюда, чтобы поупражняться на шпагах? Но почему вы не предупредили меня заранее?
Де Берни снял камзол и парик. Майор не без удовольствия сделал то же самое: мысль о дуэли привела его в дикий восторг. Он считал себя непревзойденным фехтовальщиком. Когда-то, в пору юности, он слыл первой шпагой в своем полку. И сейчас он покажет этому французишке, почем фунт лиха и что он, майор Сэндз, не тот, с кем можно шутки шутить.
Оставшись в рубахах, мужчины встали в исходную позицию.
Желая ошеломить противника, англичанин молниеносно ринулся в атаку. Однако, несмотря на целую серию выпадов, ему так и не удалось добраться до противника. Тот только оборонялся, и вся инициатива была в руках у майора, но продолжалось это до тех пор, покуда француз вдруг не крикнул:
– Живее, майор! Живее! Глубже выпад! Не дайте мне перейти в атаку!
Словно следуя его советам, майор с еще большим ожесточением устремился вперед, однако противник отражал все его удары легко, без всяких усилий.
Вконец выдохшись, майор остановился. С его коротко остриженной головы градом лился пот; он утерся рукавом рубахи и посмотрел на француза: стройный и гибкий, тот, похоже, устал не больше, чем в начале схватки. Из чего же был сделан этот человек, которого ничто не брало?
Взглянув на раскрасневшегося, запыхавшегося майора, де Берни с улыбкой произнес:
– Вот видите, я же говорил, вам необходимо поупражняться. Ваше положение гораздо хуже моего.
В ответ майор что-то проворчал, и только. Однако он должен был признаться, что даже в молодости ему никогда не приходилось иметь дела с таким мастером защиты. И от этой мысли на душе у него стало еще горше.
Немного передохнув, майор вновь бросился в атаку, но француз так лихо защищался и контратаковал, что Сэндз избежал укола, лишь отскочив назад.
Де Берни рассмеялся.
– Слишком много усилий, – сказал он. – Осторожней, сударь!
Выставив вперед шпагу, он отразил очередной выпад и нанес майору удар прямо в живот.
Затем они вновь заняли исходную позицию, и после быстрой серии обменных ударов де Берни, вконец измотав майора, поразил его точно в грудь.
– Довольно! – выпрямившись, скомандовал победитель. Теперь дыхание его заметно участилось. – На сегодня хватит. Что касается меня, то для начала не так уж плохо, правда, резкости мне все же не хватает. Завтра, с вашего позволения, продолжим – это необходимо как мне, так и вам. А вы, майор, довольно слабоваты: раз – и скисли. Столкнись вы лицом к лицу с тем, кто половчее, я бы вам не позавидовал.
Майор и сам бы себе не позавидовал, и от нового приступа злости его затрясло как в лихорадке. Перед тем как одеться, он, решив немного поостыть, сел прямо на песок, а де Берни, скинув оставшееся платье, ринулся в прохладные воды бухты.
В лагерь они вернулись к полудню. Майор все еще дулся – главным образом потому, что думал, будто де Берни намеренно позвал его скрестить шпаги, чтобы показать, чем обернется для него их следующая ссора.
И от этой навязчивой мысли толстяк-майор еще пуще невзлюбил француза: кроме того, что он презренный пират, разбойник и головорез, он еще и жалкий комедиант и хвастун.
Однако по прошествии трех дней, в течение которых они совершенствовались в мастерстве владения шпагой, злость майора несколько поубавилась. Постепенно он изменил свое мнение о французе, убедившись, что, в конце концов, де Берни, возможно, прав и занятия фехтованием им обоим пойдут на пользу, тем паче если, как он говорил, впереди их ждут опасности. К советам француза он стал относиться более спокойно и даже старался прислушиваться. Во всяком случае, от прежней лютой неприязни к де Берни у него не осталось и следа.
Странная вещь, но дружеские отношения между де Берни и мисс Присциллой, крепшие с каждым днем, уже не раздражали или почти не раздражали майора. Бесцеремонность француза, пришедшаяся, как ни странно, по душе мисс Присцилле, конечно же, действовала нашему герою на нервы, поскольку, как ему казалось, подобным поведением де Берни мог задеть достоинство той, которую он, майор, уже видел своей супругой. Нет, он нисколько не ревновал, потому как был убежден, что мисс Присцилла никогда не переступит грань, лежащую между нею и этим флибустьером.
Откуда ему было знать – ведь он уже давно перестал бодрствовать по ночам, – что как раз в это время мисс Присцилла осторожно покидала свою хижину и часами напролет разговаривала со своим телохранителем.
Сидя рядом друг с другом, они обсуждали в основном события минувшего дня. Порой их беседы становились более задушевными. Так, однажды ночью мисс Присцилла попросила де Берни ответить честно, что он намерен делать дальше. Неужели он так и будет все время скитаться по морям, что ни день рискуя жизнью?
– О нет! – заявил он. – С этим покончено. Я хочу на родину. Так уж случилось, что мне, как когда-то Генриху Четвертому, пришлось однажды покинуть Францию, чтобы потом снова ступить на ее мягкую землю, увидеть ее склоны, поросшие виноградниками и оливковыми деревьями, и услышать плавный южный акцент моих земляков.
