– Может, это… Выкрасть? – вздохнув, произнес Мотя.
– Там знаешь сколько ментов? И все у них кормятся!
– Менты не помогут? – спросил Ангел.
– Менты? Помогут?
– Менты хорошие! – выкрикнул Бесик, оскалясь.
– Тогда нужны деньги, – решил деловито Шахтер, как бы подведя черту. Он смолил цигарку, а тут бросил и посмотрел на меня. – Где твоя книжка?
– Здесь. – Я показал на грудь.
– Как с нее берут деньги? Ты узнал?
– Узнал. Их могут дать Чушке.
– А Тусе? – предложил Сверчок.
Сандра промычала, выбирая Тусю. Чушке она, как и все мы, не доверяла.
– А если найти тетку?
– Где?
– Откуда я знаю где? – сказал я.
– Пока ее сыщешь, Корешок пропадет!
Тут объявился Хвостик. Он бежал к нам через кусты и что-то кричал.
– Решетка! Там решетка!
– Что, Хвостатый? – спросил Мотя.
– В окне с решеткой… я видел Корешка! – объявил Хвостик и сразу ко мне: – Серый, я правда его нашел! Он в подвале!
– С ним можно разговаривать?
– Он молчит!
– Почему молчит?
Вопрос повис в воздухе. Да и не надо было вопросов, потому что мы все тотчас сорвались вслед за Хвостиком и бросились на станцию. Надо было увидеть окошко и самого Корешка. А дальше уж мы решим, что будем делать.
Мы летели к станции, вовсе не оберегаясь легавых, и странно, никто к нам на этот раз не прицепился.
Хвостик провел нас в дальний конец вокзала, завернул за угол, где валялись всякие ящики и бочки да клубки колючей проволочки, предназначенные для отправки, нагнулся и указал решетку у самой земли.
– Здесь! Здесь!
Кукушата стали ложиться, прижимаясь к земле щекой, и заглядывали внутрь, стараясь в сумраке помещения что-то рассмотреть. И я прилег, но ничего не увидел:
– Где же он, Хвостатый?
Хвостик бросился на землю, головой к голове, и указал пальцем:
– Вот же он… В углу…
– Это разве он?
– Он, он! Сидит и молчит.
Теперь-то мы все его разглядели.
Мотя крикнул:
– Эй, Корешок? Ты чего молчишь? Тебе плохо? Да?
Тот наконец шевельнулся, услышал. И сразу заплакал.
– Не плачь, Корешок! – крикнул Ангел. – Мы тебя завтра выкупим!
– Мы сломаем решетку! – выпалил Бесик. И даже потряс ее, но решетка была сделана очень крепко.
А Корешок все продолжал плакать, и мы, лежа у решетки, слушали.
Я крикнул в подвал:
– Корешок! Ты меня узнаешь?
Он не ответил.
– Мы тебе сейчас пожрать принесем, – сказал я. – А если хочешь, я тебе дам свою «Историю»! Будешь ее читать!
Никому никогда я не доверял «Историю», даже трогать руками не давал, а вот Корешку предложил. Но Мотя сказал:
– Не будет он читать, не видишь, что ли, ему не до чтения. Ты лучше к Тусе ступай! Все, все к ней идите, а то ее не прошибешь!
– А сам? – спросил Бесик.
– А я с Корешком буду! – ответил Мотя. – Я его не могу оставить.
– Я тоже! – выкрикнул Хвостик.
– Надо взять деньги, – хмуро сказал Шахтер.
Он прилег на землю и долго смотрел в темноту камеры, заслоняя глаза от света. Поднялся и крепко выругался. Давно мы не слышали, чтобы Шахтер по-шахтерски ругался. Видно, и его прошибло.
34
В тот момент мы считали, что все дело в Тусе. Как только ей объяснили про деньги, так она их срочно нам достанет, и мы придем и швырнем в морду этим фашистам. Мы скажем: «Нате, обожритесь!» И они проглотят наше презрение, увидав деньги, а Филиппок, невинно улыбаясь в усы, исчезнет и вернется с Корешком.
– Держите, – скажут, – своего золотушного!
А мы его окружим кольцом и быстро, бегом, не оглянувшись, покинем этот подвал, чтобы больше никогда о нем не вспоминать.
Воспитательница Наталья Власовна сидела в канцелярии и писала отчет о работе колонистов в колхозе. Мы ввалились все сразу и, не давая ей опомниться, выложили новость про Корешка. Говорил Бесик, ему помогал Шахтер.
– Что? Какие деньги? – спросила Туся, оглядывая нас недоуменно. Она так быстро реагировать не умела.
– Покажи ей книжку, – сказал мне Шахтер.
Туся взяла книжку и стала ее разглядывать, а мы все уставились на нее. Мы видели, как она листала страницы, как дошла до суммы… И в этот момент она даже переменилась в лице. Она так перепугалась, что не могла произнести ни единого слова.
– Это… Это… Чье?
– Мое. – Я оглянулся на Кукушат. Они во все глаза смотрели на Тусю и ждали.
– И я… должна…
– Ага, – сказал Шахтер. – Нам же не дадут.
– Понятно. – Она подавленно замолчала, что-то решая.
Потом вскочила и велела нам сидеть тут и ждать. И никуда не уходить. Никуда, понимаете? Сейчас она вернется, и тогда решим.
Ее не было долго, слишком долго. Но мы ждали.
Ни единого словечка не произнесли. Только Бесик вдруг догадался:
– Побежала доносить.
– Кому?
– Кому, кому… Увидишь кому!
Раздались за дверью голоса, и вошел Чушка вместе с Тусей, но книжка теперь была у него в руках.
– Это чье? – спросил он, неторопливо усаживаясь за стол и доставая свои золотые ворованные очки.
– Мое, – ответил я.
– Его, – подтвердила Туся.
– А остальные тогда чего тут делают? – поинтересовался он, не глядя на Кукушат.
Я кивнул Кукушатам, и они с неохотой убрались. Особенно не хотел уходить Бесик, его Шахтер увел силой. Но и без того понятно, что раздражать Чушку в такой момент не следует: жизнь Корешка поважней всяких личных обид!
Я слышал, как Шахтер говорил Бесику, но эти слова, я был уверен, относились и ко мне:
– Не нарываться… Понял? Только не нарываться!
Туся закрыла за ними дверь и села, поеживаясь, видно было, что ей не очень хочется присутствовать при нашем разговоре, но уйти она не решается. Да Чушка и не отпустит!
Чушка, нацепив очки, стал рассматривать книжку, вертя ее и так и эдак.
Поднял голову, спросил:
– Значит, твоя?
– Моя.
– Откуда?
– От отца.
– Какого еще отца?
