– Я не подозреваю, я знаю! – глухо ответил Орест Самсонович. – А теперь вы должны помочь мне, Курицын. Потому как времени на то, чтобы поднимать тревогу и объяснять все Брюхатову, который, конечно же, мне так быстро не поверит, элементарно нет. Сначала мне нужен телефон…
Он сделал один звонок, что-то глухо сказал, а потом приказал:
– Ведите меня!
– Но куда? – спросил я глуповатым тоном. – К тюремному госпиталю?
Доставая крошечный пистолет, который он всегда носил при себе, великий сыщик ответил:
– Да нет же, там Джек не появится. Ибо мадам Чернозвонова ему совершенно безынтересна. Ведите меня к особняку князя Бобруйского. Он ведь должен быть неподалеку…
Особняк князя был погружен во тьму. Оказавшись перед входной дверью, мы убедились, что она только прикрыта – но не заперта! И это значило, что тот, на кого охотится Орест Самсонович, уже в доме.
Мы вошли в парадную, и Орест Самсонович велел мне найти выключатель электрического света и зажечь огонь во всем доме.
– Но тогда все проснутся! – пролепетал я – и понял, что великий сыщик этого и хочет. Повинуясь его требованию, я стал зажигать электрический свет во всех комнатах огромного особняка.
Бергамотов же взлетел по лестнице и, зажав в руках пистолет, приблизился к одной из дверей.
Из другой появился облаченный в парчовый халат, с сеточкой на голове, заспанный князь Бобруйский.
– Бергамотов?! Что это такое? Что вы делаете в моем доме в час ночи? – взревел он и уставился на пистолет в руках сыщика. – Ах вы подлец…
– Князь, вашей супруге требуется помощь! И вам тоже! – заявил Орест Самсонович тоном, не терпящим возражений, и забарабанил в дверь. – Княгиня, откройте! Вам угрожает опасность! Откройте, прошу вас!
Но никто не открывал. Я же к тому времени убедился, что слуги, ночевавшие на первом этаже, спали мертвецким сном – видимо, кто-то, как и в случае с убийством баронессы фон Минден-Шейнау, подсыпал им в еду снотворное!
Вместе с князем, более не задававшим ненужных вопросов, мы вышибли дверь – и оказались в будуаре княгини. Та, недвижимая, лежала на кровати, одеяло было отброшено в сторону, а на стуле стоял раскрытый черный медицинский саквояж.
– Душенька, что с тобой?! – крикнул князь, бросаясь к жене. Я заметил, что на лице княгини лежит платок, от которого исходил приторный запах хлороформа. Ее усыпили!
– Он здесь! – шепнул мне Орест Самсонович и указал на неплотно прикрытую дверь туалетной комнаты княгини. Подойдя к ней, он громко произнес:
– Я знаю, что вы здесь! Вы наверняка раздумываете о том, как бы покинуть особняк через окно, однако не советую вам это делать. Комната ее светлости располагается на втором этаже, а веревки у вас нет. Вы наверняка сломаете себе ногу, а то и хребет. Это факт номер один. А факт номер два состоит в том, что особняк окружен людьми Брюхатова. Ибо операция в тюремном госпитале была всего лишь огромной инсценировкой, рассчитанной на то, чтобы усыпать ваше внимание и позволить вам совершить новую попытку убийства! Так что вы проиграли, Джек! Выходите!
Князь остолбенело уставился на дверь туалетной комнаты. Она скрипнула – и приоткрылась. На пороге возникла закутанная во все черное фигура, лицо которой было скрыто черным же капюшоном. За спиной этой тонкой фигуры виднелось нечто, похожее на заплечный мешок.
Орест Самсонович ткнул фигуре в бок пистолет и произнес:
– Учтите, я хоть и слеп, но стреляю без промаха. Господа, разрешите представить вам Джека-потрошителя. Князь, вам лучше сесть!
С этими словами Орест Самсонович сорвал с недвижимой фигуры капюшон, и моему взору предстало дерзкое, искривленное хищной улыбкой лицо моего начальства – княжны Александры Дмитриевны Бобруйской!
Возникшая за этим пауза не уступала в своей эффектности финальной сцене гоголевского «Ревизора».
– Сашенька? – пролепетал князь, на глазах превращаясь из бравого старикана в дряхлого старца. – Что ты здесь делаешь? И почему тайно, почему в этом странном одеянии…
Княжна, сверкнув глазами, произнесла:
– Отец, вы уж лучше молчите! Вам всегда хотелось получить ловкого сильного сына – вы его и получили! Однако ж я более не намерена ничего говорить! Да, я была в доме своих родителей, да, тайно, это что, преступление?!
Орест Самсонович произнес:
– И усыпили помимо слуг родную мать? И принесли все эти ужасные вещи, которые, как я полагаю, стоят около кровати вашей матери?
Княжна усмехнулась, а затем нанесла молниеносный удар, вышибив из рук слепого сыщика пистолет. Орест Самсонович попытался сопротивляться, но ловкий удар в грудь опрокинул его навзничь. Я ринулся ему на помощь, но княжна легким движением руки отшвырнула меня к стене, да так, что у меня кости затрещали.
Выхватив из саквояжа скальпель, который зловеще сверкнул в лунном свете, льющемся через неплотно закрытую штору, она прошипела:
– Я так и знала, Бергамотов, что вы устроили этот спектакль с кровавой вдовой неспроста! Впрочем, я вас недооценила! Мне здесь больше делать нечего – начну жизнь заново в Южной Америке или Северной Африке!
И с этими словами она выскочила из будуара. Пока мы приходили в себя, княжна, конечно, уже покинула особняк. Наконец я помог Оресту Самсоновичу подняться на ноги и горько произнес:
– Кто бы мог подумать! Мое собственное начальство! Но почему?
– Думаю, княжна скажет нам это сама! – произнес Орест Самсонович, на что я заметил, что ее уже наверняка и след простыл. Бергамотов усмехнулся:
– Недооценивала меня не только княжна, но и вы, Курицын. Я ведь позвонил Мэхпи в госпиталь – в его комнате имеется телефон. И он понял, что надо сделать. Он и Зигфрид!
Откуда-то снизу раздался собачий лай, шум и крики. Мы опрометью вылетели из будуара и спустились по лестнице в огромную парадную, где увидели лежащую на полу и удерживаемую Мэхпи княжну, которая, впрочем, сильно брыкалась.
– Отпустите меня! – вопила она. – Это дом моих родителей! Разве удивительно, что я решила посетить их?
Орест Самсонович, подойдя к ней, со вздохом произнес:
– Пардон, княжна, но отпустить Мэхпи вас не может, ибо вы наверняка снова предпримете попытку ускользнуть. Что же до вашего визита… Странно посещать родителей ночью, используя хлороформ и имея при себе инструменты для убийства!
– Это же моя дочь! – загромыхал с лестницы голос князя Бобруйского. – Я верю ей! Это все ужасное недоразумение…
Зигфрид тявкнул и положил лапы на заплечный мешок княжны, который в пылу схватки отлетел в сторону.
– Откройте его, Курицын! – попросил меня великий сыщик, я сделал это – и в ужасе извлек на свет божий отрубленную человеческую левую кисть!
Князь со стоном уселся на ступеньки лестницы, а Орест Самсонович произнес:
