Полисена все еще не оправилась от разочарования, что она не принцесса. Настроение у нее было ужасным, она грубила, стала дерзкой и агрессивной. Один только Белоцветик мог все это терпеть. Все остальные звери жались к сиденьям, чтобы как можно меньше к ней приближаться, а один раз Рамиро даже тявкнул на нее.
Кроме того, внимательно посмотрев на батистовый лоскут при дневном свете, Полисена заметила, что на самом деле инициалы были не «А. Е.», а «А. Ф.». Это совершенно не меняло сути дела, так как новая буква также ни о чем ей не говорила. Зато это открытие дало ей повод озлобиться против старого болвана доктора, который нарушил все ее планы.
Лукреция делала вид, что ничего не слышит. У нее просто чесались руки, до такой степени хотелось дать зануде пару затрещин, но она удержалась, упражняясь в христианской добродетели терпения.
Наконец они прибыли в Особес. Он был чуть больше обычной деревни, населенной пастухами и окруженной просторным каменистым пустырем, на котором не просматривалось никакой растительности, если не считать низкой жесткой травки – ею едва могли прокормиться овцы и козы.
Труппа остановилась в единственной гостинице – скромной постройке с облупившимися стенами и покосившимися окнами, через которые в убогие комнаты проходил ветер. Полисена вздохнула, вспомнив убранство «Зеленой Совы».
– Ну, дорогая моя, нельзя же иметь от жизни все лучшее! По крайней мере, здесь хозяева вроде бы честные и не задирают нос, – заметила Лукреция.
– Но мы ведь стали маркизами и заслуживаем более удобного и красивого жилища!..
(Да, она, конечно, не принцесса, но маркиза – это лучше, чем ничего.)
Лукреция рассмеялась:
– Это еще что за новости! Ты же сама сказала там, в тюрьме, что дворянские титулы, дарованные узурпаторшей, недействительны!
– Ну, раз настоящая Изабелла умерла, то ненастоящая, то есть ее кузина, может считаться законной наследницей, поэтому…
– Да какая тебе разница! Неужели так не терпится стать аристократкой? Тебе правда больше хочется быть похожей на правителя или эрцгерцогиню Теодору, чем на какого-нибудь порядочного юношу вроде Пакувия или умную и добрую женщину, как Джине…
По расстроенному выражению лица Полисены Лукреция поняла, что сказала лишнее.
– Ну извини, извини! – поспешила она взять свои слова обратно. – Подумай о том, что тебе больше нравится. Если хочешь, я отдам тебе свою часть владений.
– Ты, как всегда, все умеешь испортить! – надувшись, заявила Полисена.
Девочки расспросили о святом отшельнике. Разумеется, хозяева знали о нем. Он был приманкой для людей. В теплое время года непрерывный поток паломников тек со всех концов страны к нему за советом.
– Мы неплохо на этом зарабатываем, – честно призналась хозяйка, – но в большой толпе отшельник теряет терпение, запирается в своей пещере и ни с кем не желает разговаривать. А зимой почитателей совсем немного. Так что он, думаю, примет вас благосклонно.
Лукреция попросила кучера подождать их на постоялом дворе. Ей казалось неприличным являться к святому, выбравшему жизнь смирения и лишений, в экипаже.
Она хорошенько почистила животных, надела свое лучшее платье, то есть, то, где было не так много дыр и заплат, тщательно причесалась…
Полисена сразу после побега снова преобразилась в «Людвига». Волосы уже отрасли до самой шеи, но все же были слишком коротки для того, чтобы снова ходить в девчачьей одежде, не вызывая любопытных вопросов.
Они поели горячей похлебки в гостинице и отправились в путь. Погода была великолепной, почти весенней. Согретая солнцем трава издавала чуть терпкий, но приятный запах. Несколько поздних бабочек носились друг за дружкой по прозрачному воздуху.
Последние дома остались позади, и они пошли по голой, каменистой местности. После примерно часа ходьбы на горизонте появились очертания чего-то тонкого и длинного, устремленного в небо. Казалось, что это было праздничное дерево, которое на ярмарке украшали гроздьями ветчины.
– Вспомнила! – воскликнула Лукреция, немного помедлив. – Та старушка на ферме у Пакувия говорила, что этот святой – столпник.
– Кто-кто? – не поняла Полисена.
– Ну, тот, кто целый день молится на верхушке высоченной колонны, чтобы быть как можно дальше от земной суеты и как можно ближе к небу. А колонна – это, в общем, всего лишь длинная мраморная палка…
– Послушай, откуда ты знаешь все эти странные слова и столько всего об отшельниках? Ты ведь не училась даже в приходской школе! – с завистью спросила Полисена.
– Бродя по свету, узнаешь от людей столько всего интересного! – скромно ответила Лукреция.
Среди скал зияла пещера, похожая на нору дикого зверя. Дверью служил сухой колючий куст. Внутри не было видно ни очага, ни постели, ни сосудов для воды и пищи. А перед пещерой возвышалась каменная колонна длиной примерно три метра, верхушка которой заканчивалась квадратной площадкой. Там на одной ноге – так как площадка была слишком мала для обеих, – стоял очень худой человек в одной только набедренной повязке. Ветер развевал его длинные и растрепанные волосы и бороду, и сам он качался под его порывами.
Он молился вслух, протянув руки к небесам, но подругам было слышно лишь неразборчивое бормотанье. По сравнению с ним старый лекарь казался кавалером, выряженным на бал, пришло в голову Лукреции.
Девочки и звери окружили колонну. Отшельник не заметил их появления, потому что смотрел только вверх. Поэтому, услышав Полисену, которая громко позвала его, он вздрогнул от неожиданности и чуть было не упал, потеряв равновесие.
– Синьор отшельник, простите, пожалуйста, не могли бы вы спуститься на минутку? Нам надо кое о чем спросить, – крикнула Полисена.
– Конечно же, я не могу спуститься. Я дал обет стоять наверху до заката.
– Каждый день? – так же громко осведомилась Лукреция.
– Каждый день. Даже когда идет дождь, снег или дует ветер. Ветер, как вы видите, причиняет наибольшие неудобства – не так-то легко удержаться на одной ноге.
– Всегда на одной и той же ноге? – поинтересовалась Лукреция.
– Нет. Я иногда ее меняю. Но для этого приходится подпрыгивать, а это очень опасно.
– Но зачем же молиться в такой неудобной позе? – не удержалась Полисена.
– Я должен искупить свои грехи. А также грехи тех, кто целыми днями только и делает, что бьет баклуши. Вот как вы, например.
– Мы никогда не били баклуши! В какие только истории мы не попадали, но всегда вели себя прилично, – возмутилась Полисена. – Вот мне, например, стоило только сказать малюсенькую ложь, и я стала бы королевой этой страны. Но я ее не сказала.
Было очень неудобно беседовать стоя на ветру и задрав головы. Лукрецию больше всего раздражало, что святой разговаривал с ними, даже не удостоив взглядом, а по-прежнему обратив взор в небеса. Жиральди говорил, что ни в коем случае нельзя доверять человеку, который избегает смотреть вам в глаза.
