– Или двести,– работяга показал на туго набитую сумочку.
Мужчина мгновенно перестал улыбаться. То, чем странный работяга указал на сумочку, было стволом пистолета с навинченным глушителем.
– Лучше не надо,– человек в ватнике покачал головой, угадав мысли мужчины. Бочонок глушителя смотрел точно в правый глаз хозяина ротвейлера.
Мужчина призадумался. Глаза человека в ватнике, светлые, неестественно чистые и ясные – на перемазанном грязью лице, были пустыми и блестящими, как вымытые оконные стекла.
Мужчина думал. Он мог (одним движением пальца) скомандовать псу… А дальше? Ватник и ватные штаны до удивления напоминали «обмундирование» собачьего инструктора. Совпадение?
– Долго думаешь,– констатировал человек в ватнике.– Теперь давай все.
Мужчина скорее почувствовал, чем увидел, как шевельнулся палец на спусковом крючке, и, быстро расстегнув пояс, протянул его человеку в ватнике. Ротвейлер тут же оказался на ногах и грозно зарычал.
Человек в ватнике даже не оглянулся.
– Козырь, сидеть! – рявкнул хозяин.
Человек в ватнике запихнул сумочку в боковой карман («хвосты» пояса так и остались висеть снаружи), повернулся и двинулся в сторону Нарвских ворот. Пистолет он все еще держал в руке, но из-за длинного рукава ватника оружие не бросалось в глаза.
Мужчина в спортивном костюме озадаченно глядел ему вслед.
Глава вторая
В дверь позвонили в шесть утра. К счастью, только один раз, поэтому Наташа не проснулась. Ласковин, выматерившись про себя, тихонько вылез из-под одеяла, натянул трусы и вышел в коридор, по дороге прикидывая, кого могло принести в такую рань. Металлическая пластина на входной двери отразила недовольную физиономию.
«Закрашу мерзавку», – подумал Андрей и посмотрел в глазок.
Посмотрев же, нахмурился еще больше, полез в тумбочку за пистолетом, сдвинул предохранитель и только после этого открыл дверь.
Того, кто стоял за дверью, вид направленного ствола не смутил. Вероятно, привык.
– Спортсмен? – Скорее утверждение, чем вопрос.– Это тебе.
И протянул кожаную сумочку-пояс размером с футляр от «кодака».
– Открой,– велел Ласковин.
Вжикнула молния. В сумочке тугой пачкой лежали баксы.
– За что? – спросил Ласковин.
– Компенсация.
– Кто?
Курьер пожал метровыми плечами.
– На,– вложил сумочку в левую руку Ласковина и потопал вниз по лестнице.
Андрей тупо глядел ему вслед. Потом опомнился, но не бежать же следом в трусах? Смешно.
Заперев многочисленные замки, Ласковин аккуратно прикрыл дверь в спальню, отправился на кухню и не спеша сварил кофе. Пузатенькая сумочка мирно лежала на столе, являя миру светло-зеленые внутренности. Кофе взошел, и Андрей снял джезву с огня. Так же неторопливо приготовил шесть бутербродов с сыром. Тоненьких, как любил. Затем сел и съел все шесть, запивая кофе. И только после этого расстегнул сумочку до конца, вытряхнув на стол четыре перетянутые резинками пачки сотенных. Если в каждой по сотне бумажек, всего сорок тысяч.
В пачках оказалось не по сто купюр, а вдвое больше. Серьезная сумма. Годовой доход преуспевающего американца. Андрей запихнул баксы обратно в сумочку, застегнул молнию. Налил себе еще кофе и пожалел, что не курит. Ей-богу, пары киллеров он испугался бы меньше, чем этой пачки. Нехорошие деньги. Грязные, очень грязные. От этих новеньких купюр так и перло злом. Зря он их взял…
Почувствовав, как приходящие мысли раскачивают его, нагнетают эмоции, угрожают внутреннему равновесию, Андрей сказал себе: «Стоп!»
Выкинув из головы все проблемы и мысли, Ласковин не стал допивать кофе, а поднялся, принял одну из медитационных стоек и на полчаса превратился в статую. Через полчаса он на мгновение вышел из неподвижности, изменил положение рук. Еще через час на кухню заглянула Наташа и, увидев, что ее друг занимается, отправилась в ванную. Когда она появилась снова, Ласковин уже жарил бекон. Себе. Наташа теперь завтракала проросшим зерном.
– Были гости? – спросила девушка, расчесывая волосы.
– Ты так думаешь? – Ласковин поглядел на нее с восхищением, но восхищался он не столько ее проницательностью, сколько внешностью.
– Бабушка рассказала.
Имелся в виду портрет в комнате.
Наташа присела на подоконник и поставила на колено тарелку с залитым с вечера зерном. По правилам зерно полагалось есть руками и «сосредоточиться на наслаждении пищей», но наполняющий кухню запах жареной свинины этому сосредоточению, мягко говоря, мешал.
Ласковин выплеснул на сковороду яйца, перехватил косой взгляд, ухмыльнулся:
– Овсянка, сэр!
– Свинство, сударь! – сердито сказала Наташа, спрыгнула с подоконника и, отобрав у Андрея нож, сцапала со сковороды кусок ветчины.
– Точно,– согласился Ласковин.– Как есть свинство, не какая-нибудь телятина!
Наташа фыркнула и осторожно, чтобы не обжечься, принялась за бекон.
Звонок в дверь.
– Бойкое нынче утро,– проворчал Андрей и двинулся открывать.
– В комнату не веди! – крикнула вслед Наташа.– Там постель не прибрана.
Новый гость разительно отличался от предыдущего. И телом, и духом.
– Андрей Александрович?
– Так,– кивнул Ласковин, не спеша приглашать гостя в дом.
– Прошу извинить великодушно, Григорий Степанович сказал, что, может быть… если вы… ни к чему не обязывая…
– Смушко?
– Да, он…
– Входите.
Наташа удивленно оглядела гостя. Он совсем не походил на друзей и недругов ее Андрея. Слишком пришибленный и слишком… интеллигентный. Несмотря на щетину и черные круги под глазами.
– Хотите кофе? – предложила она.
– Если вас не затруднит.
– Нисколько.
Рука, принявшая фарфоровую чашечку, дрожала. Но на похмельный синдром не похоже. Тем более запах перегара отсутствует. Ломка? Тоже сомнительно. И вдруг поняла: горе, большое горе. Господи, ей ли не знать, как выглядит человек в беде!
– Как Григорий Степаныч? – спросил Андрей.– Здоров? Давно с ним не виделись.
– Да мы с ним не очень… близки. Просто… – Он покосился на Наташу, и та, мгновенно угадав, поднялась.
– Андрюш, я пойду соберусь, вы уж тут сами, ладненько?
Андрей кивнул.
– Даже не знаю, с чего начать… – пробормотал гость, когда девушка вышла.– Какая у вас красивая жена, Андрей Александрович! У меня тоже красивая… и дочка.– Подбородок гостя задрожал.
