– Доктор, вы говорите это, только чтобы доставить мне удовольствие.
Лицо Сальдмена вдруг приняло совершенно другое выражение.
– Послушайте, Фабьен… я вдруг испытал одно жгучее желание… знаете, мы с вами знакомы так близко, что…
– Вы хотите предложить мне любовную интрижку? Боюсь, после того как внутренности в моем организме опустились… это прискорбное событие произошло в возрасте восьмидесяти восьми лет, мое половое влечение э-э-э… несколько угасло. Когда тебе перевалит за сто пятьдесят, первое, что приходит на ум при виде мужского полового члена, – что это сарделька, и тут же хочется поесть какой-нибудь колбаски. И потом, доктор, я не совсем уверена, что я в вашем вкусе.
– Фабьен, прекратите! Вы все время говорите только ради того, чтобы говорить. Я хочу открыть вам тайну. Пойдемте.
Он усадил ее в кресло и выкатил в коридор.
– Я сам отвезу ее на прогулку, – объяснил он встретившемуся по дороге медбрату, который, казалось, немало удивился, с какой скоростью главный врач самолично толкает перед собой кресло-каталку.
Салдьмен на ходу поздоровался с парой коллег, вытащил электронный ключ, вошел в лифт и нажал кнопку самого нижнего этажа.
– Вы решили показать мне запретную комнату? Ну же, доктор, признайтесь, вы извращенец, геронтофил…
Лифт доставил их на минус семнадцатый этаж. Сальдмен, толкая кресло, вышел, набрал на ближайшей двери тайный шифр, и они оказались в просторном помещении, заставленном сложной аппаратурой.
– Все правильно, Фабьен, вы и в самом деле скоро умрете. Но не сейчас. К тому же я подозреваю, что ваш черный юмор самым непосредственным образом связан с затянувшимся долголетием.
– Но почему, доктор?
– Не могу объяснить. По сути, Фабьен, я вас очень люблю, вы немало поспособствовали моей популярности и славе, и теперь я просто обязан открыть вам правду.
Он покатил кресло в правый угол, где Фабьен Фулон заметила различные приспособления, ведущие к цилиндру, в котором лежало небольшое яйцо, залитое красным светом.
– Вы служили мне лабораторией, мадам. Я перепробовал на вас множество вариантов лечения, которые позволили бы мне осознать конечную цель: бессмертие. Кроме того, занимаясь вами, я понял, как создать человека будущего, которого я назвал Homo immortalis, человек бессмертный. На мой взгляд, этот человек не будет подлежать износу, что вполне естественно, – если бы Господь Бог, создавая нас, под конец немного не схалтурил, так оно и было бы.
Сальдмен подвел ее к сосуду с прозрачной жидкостью, в которой, как оказалось, плавал шестимесячный человеческий зародыш.
– Перед вами искусственная матка.
Он осветил еще не родившегося младенца, у которого уже сформировалось гладкое, розовое лицо. Пуповина соединялась с каким-то прибором, снабженным датчиками, в котором перемешивались разноцветные жидкости. Время от времени зародыш шевелил ручкой, а под его веками угадывалось движение глазных яблок.
– Он жив?
– Живее живых. Пребывает в наилучшей форме. В настоящий момент он занимается делением клеток, как и полагается рядовому зародышу. Знаете, Фабьен, мысль о бессмертии пришла мне в голову во время последнего разговора с королевой Эммой-109. Она призналась, что, по ее мнению, крайне ошибочно считать человека вершиной эволюции. Сама она думала, что целостный живой организм – «вместилище души» – должен подвергаться метаморфозам, цель которых – добиться такой формы телесной оболочки, которая была бы максимально приспособлена к тем вызовам, что уготовило нам будущее. Воспользовавшись деньгами и обособленностью нашего геронтологического центра, я спокойно собрал команду экспертов и с их помощью модифицировал ДНК, чтобы создать улучшенного человека.
– Вы безумец, Сальдмен, но я вас обожаю. Продолжайте.
– Первородную, древнейшую искру моего замысла пришлось искать в конкурсе «Эволюция», вы знаете, он проводится в Сорбонне. Как только кого-то просишь обрисовать будущее, в том виде, в каком его понимает твой собеседник, неважно, кто он, тут же открывается ящик Пандоры, а точнее, отворяется окно, и перед тобой предстают новые горизонты. Если бы не этот конкурс, где бы я черпал новые идеи и новые представления об эволюции нашего вида? Вначале всегда возникает вопрос «Куда мы движемся?», и сам факт того, что этим вопросом занимаются в серьезном университете, был достаточным стимулом для расширения пределов моего сознания. Другие участники конкурса, особенно профессор Уэллс с его микрочеловечеством и профессор Фридман с его мыслящими андроидами, вероятно, считали себя победителями, но в конечном счете я их всех обошел.
– Послушайте, а ваш идеальный человек, этот Homo immortalis, сможет заниматься любовью с его несовершенными сородичами?
– Ну… это как в случае с компьютерами – новые операционные системы несовместимы со старыми. Однако суть эволюции в том и заключается, чтобы двигаться вперед, к новым и новым улучшениям, но при этом пути к отступлению отрезаются. Недостаток моего Homo immortalis, обладающего в значительной степени измененной ДНК, в том и заключается, что он будет несовместим с Homo sapiens, точно так же как означенный Homo sapiens, только-только появившись на Земле, был несовместим со своим предком, Homo erectus, человеком прямоходящим, а Homo erectus несовместим со своим предшественником – Homo habilis, человеком умелым.
– Это уже евгеника
[15]
.
– В таком случае позвольте задать вам вопрос: а исчезновение неандертальцев тоже евгеника?
– Теперь уже вы, доктор Сальдмен, внушаете мне беспокойство. Я всегда считала вас технарем от медицины и вдруг обнаружила в вашем лице опасного фанатика.
– И что же?
– Ничего, так мне нравится даже больше. Веселее, что ли.
Сальдмен отключил свет в сосуде, и теперь зародыш плавал в темноте.
– Я ищу решения, которые позволят человеку жить больше и развиваться. И вы называете меня фанатичным безумцем? Когда вы стали моей пациенткой, мадам, передо мной открылись широчайшие перспективы.
– Вы не преувеличиваете?
– Нисколько! Наблюдая за вами, я понял, как создать человека бессмертного. По моей задумке, он будет жить тысячу лет.
– Ох, тысячу лет! Чем же он будет заниматься все это время? Это ж со скуки помереть можно.
– Можно прочесть все книги.
– Я не люблю читать. Книги такие маленькие, и от букв у меня рябит в глазах.
– Можно пересмотреть все фильмы.
– Не люблю кино. Всегда засыпаю, не досмотрев до конца.
– Можно устраивать дискуссии с людьми.
– Очень часто все они говорят одно и то же.
