Когда вода смочила брюхо парда, Данил оглянулся.
– Они здесь проходят,– сказал он.– Значит, и мы пройдем. Ты умеешь плавать?
– Нет.
– Тогда, если что, держись за упряжь. Или лучше оставайся в седле. Ты легкая, пард справится.
От воды шел запах земляного масла. Того, что используют при изготовлении огненного зелья. Данил старался держать светильник подальше от воды и стен. Он вспомнил об умении спутницы гасить пламя, но ничего ей не сказал. Хватит бедняжке и того, что есть. Перспектива сгореть заживо вряд ли укрепит ее силы.
Пожара не случилось. А вода, смочив верховые сапоги всадников, пошла на убыль. Спустя четверть часа они миновали залитый участок. Данил сжал коленями бока парда, и зверь с охотой перешел на рысь. Потому что замерз.
Коридор расширился, и Ниминоа поравнялась со светлорожденным.
– Ты как? – спросил он.
– Все хорошо.
Голос девушки дрогнул. Данил вспомнил, какими хрупкими показались плечи Ними, когда он обнимал ее, и нежность к этой маленькой отважной девочке перехватила горло. Он хотел сказать ей, что восхищен, что самообладание ее потрясающе, а отвагой и терпением она не сравнится ни с кем. Но сказал только:
– Ты молодец! – И послал парда вперед, не дожидаясь ответа.
Не умел он показать женщине, как много она для него значит.
Но Ниминоа и эта краткая похвала согрела сердце.
Внезапно тоннель разделился. На три совершенно равновеликих прохода. Данил смочил ладонь о шерсть парда и попытался уловить дуновение ветра. Не уловил, зато Ниминоа успела разглядеть более верный знак.
– Данил, крест!
Точно, над одним из ходов углем был намалеван полустертый пятиконечный крест.
Новый коридор сначала забрал круто вверх, затем еще круче – вниз. Пардам приходилось приседать на задние лапы и выпускать когти, чтоб удержать равновесие. А когда пол выровнялся, потолок стал настолько низок, что Данилу пришлось спешиться, а Ниминоа – припасть к холке парда. Еще полмили. А потом – новое разветвление. И никаких значков. По счастью, в одном из тоннелей Данил заметил высохший комок хрума
[15]
. Следующий отрезок преодолели за полчаса… и оказались в пещере, размерами не уступающей той, где погиб Камнепас. С тринадцатью выходами.
– Всё,– решительно произнес Данил.– Привал.
Развели костер (осталось еще четыре вязанки хвороста), поели.
– Можешь поспать,– предложил Данил.
– Не хочу,– обхватив колени, Ниминоа смотрела на огонь.– Данил…
– Да?
– А что они сделают с нами, когда мы выберемся?
– Кто – они?
– Конгаи.– Отсветы огня пульсировали в рубинах сережек Ниминоа.– Мама говорила: конгаи ненавидят хуридитов. Я хуридитка, а ты… чужеземец.
– Я не чужеземец, а светлорожденный Империи,– напомнил Данил.– Законы Конга строги, но власть Тилода Зодчего тверда. Так же, как и дружба Конга и моей страны. Никто не осмелится свершить над нами насилие.
Дело обстояло не совсем так. Его – да, никто не посмеет тронуть, а вот в отношении уроженцев Хуриды правила другие. Ни один из них не имеет права ступить на землю Конга вне оговоренных для торговли мест. Наказание – смерть. Но уж если Данил сумел уберечь ее в проклятой Хуриде, то всяко сумеет защитить и в благословенном Конге.
– Отец шутил: нас, хуридитов, в Конге сначала убивают, а потом допрашивают.
– А тебе никто не говорил, что ты очень похожа на конгайку?
– Да, я похожа на маму,– согласилась Ниминоа.– Но и на отца тоже. И одета я по-хуридски.
– Я – светлорожденный Империи,– еще раз повторил Данил.
– Но они могут не поверить…
– Поверят! – усмехнулся Данил.– При мне – гербовый перстень Русов. Но главное доказательство – мое лицо.
Ниминоа внимательно посмотрела на него, брови ее приподнялись.
– Никаких знаков! – Данил засмеялся.– По матери я Асенар. А кровь Асенаров сильней любой другой. Любой, кто видел Эйрис, жену Тилода Зодчего или ее сына Сантана-мага, тут же признает наше сходство. Без всяких верительных грамот. Хотя по наследному праву я не Асенар, а Рус.
– Какой он странный, большой Мир…– невпопад прошептала девушка.
– Ты всю жизнь прожила в Кариомере?
– Нет. Раньше мы жили в Морне. Потом переехали. Чтоб до меня не добрались монахи. Отец говорил: в большом городе легче спрятаться, но в маленьком – проще откупиться. Мой брат до сих пор живет в Морне.
– У тебя есть брат?
– Единокровный. Отец поддерживал с ним связь, но втайне. Чтоб брату легче было унаследовать дело, когда отец погибнет.
– Почему обязательно погибнет?
– В нашей семье уже много поколений мужчины не умирают своей смертью. Так говорил отец. Ты видишь – он прав.
– Не будем говорить об этом,– сказал Данил.– Тебе больно.
– Мне не станет больней от разговора,– возразила Ниминоа.– Я привыкла, что люди умирают. В Кариомере умирают чаще, чем рождаются. Говорят, из-за того, что Величайший любит хуридцев больше других народов и чаще призывает к себе.
– Вздор,– сказал Данил.
– Надеюсь. Боги моей мамы нравятся мне больше. Я хотела бы попасть к ним после смерти. Но по закону Хуриды монахи отправили бы меня к Величайшему. Как колдунью.
– В Мире много богов,– сказал Данил.– Есть достаточно омерзительные, вроде конгайского Равахша или урнгурского Хаора. Мой наставник слышал от фьёль, что это и не боги вовсе, а превзошедшие смерть и свою землю волшебники Махд-Шагош.
– Монахи говорят: нет богов, кроме Величайшего.
– Смелое утверждение,– усмехнулся Данил.– Мой наставник вряд ли согласился бы с ним, поскольку видел воочию самого Потрясателя Тверди. И не только его. Но не очень-то любит распространяться об этом. Он и выжил-то лишь благодаря Сантану-магу. Тому, кого конгаи называют Освободителем.
– Мама рассказывала о нем,– кивнула Ниминоа.– Говорят, он погиб.
– Говорят,– Данил охотно свернул с темы богов на более близкую ему по духу.– После свержения Великого Ангана Сантан уплыл на Красную Твердь. А через год в горах Хох разразилась магическая битва. Чудовищная. Целого куска хребта – как не бывало. Скалы текли, как вода. Я думал, мифы преувеличивают, когда читал подобное. Но потом я побывал там и сам видел последствия. Один огромный оплавленный кратер. И серый пепел на мили вокруг. Говорят, там Сантан и погиб. Жаль. Конг ему обязан свободой, а очень многие – жизнью. Потомки Асхенны могут им гордиться. Он – нашей крови. Первый великий маг нашей крови.
– Ты говоришь так, словно магический дар – выше благородного происхождения,– осторожно проговорила Ниминоа.– Но отец говорил: светлорожденные ставят благородство крови превыше всего.
