– Смельчак! – с издевкой бросил Носитель Дракона.– У тебя есть минута, чтобы рассказать, где ты болтался! Торопись! Через минуту ты или умрешь, или отправишься в барак!
– У тебя есть час, нет, уже полчаса, чтобы приказать своим людям сложить оружие и открыть ворота,– спокойно произнес Тилод.– Если ты не успеешь, то те, кто пришел со мной, возьмут их жизни. И твою жизнь тоже.
Аган открыл было рот, но Тилод не дал себя перебить:
– Может, ты и успеешь меня убить,– продолжил он.– Но тебе это только навредит. Те, кто пришел со мной, не ценят крови конгаев так, как ценю ее я. Вы умрете все.
– И кто же пришел с тобой? – уверенный тон зодчего заставил Носителя Дракона усомниться в собственном абсолютном превосходстве.
«Или он безумец? – промелькнуло в голове Агана.– Ладно, прикончить его я всегда успею!»
– Кто же пришел с тобой, зодчий? – спросил он, сделав упор на последнем слове.
– Слыхал ли ты о Черных Охотниках? – в свою очередь спросил Тилод.
– А…– подтысяцкий вздохнул с облегчением.– «Безумец, хвала богам!» – Я слышал эти истории,– Аган расслабился.
– Вероятно, ты читал отчеты своих предшественников и знаешь…
– Да. Я все знаю! – и сделал знак десятнику: убери его.
В глазах старого солдата мелькнул ужас: он, в отличие от своего начальника, не считал Черных Охотников вымыслом. Среди солдат память о таких вещах живет дольше, чем в архивах. Он понял знак подтысяцкого и… не подчинился.
Аган был взбешен. Он начал медленно подниматься из-за стола.
– Посиди, воин! – произнес зодчий.– Послушай меня! Слыхал ли ты о сотнике Бентане? О корабле Великого Ангана, что поднялся вверх по Проклятой двадцать лет назад и бесследно исчез?
– Послушай его, командир! – взмолился десятник.– Он правду говорит!
Но терпение подтысяцкого Агана лопнуло.
– Взять его, собачий сын! – зарычал он на десятника.
И, повернувшись, к зодчему:
– Полчаса, ты сказал? Отлично! Через четверть часа я велю посадить тебя на кол на площади перед бараками! И мы вместе посмотрим на твоих Черных Охотников! Сверху тебе будет отлично видно!
«Так! – сказал себе Аган.– Он не безумец, а лжец! Или он сдохнет – или выложит все!»
Тилод покачал головой и встал. Вбежавшие солдаты окружили его.
– Их кровь – на тебе! – сказал зодчий и повернулся к десятнику.– Тебе не повезло, солдат! Не повезло с командиром! Но все в руках Судьбы: может, ты и спасешься.
Аган подскочил и ударил Тилода в лицо. Точнее, попытался ударить… Зодчий поймал его руку и сжал с такой силой, что щеки подтысяцкого стали серыми.
Острие клинка уперлось в поясницу Тилода, и он разжал руку.
– Не убивать! – велел подтысяцкий, растирая запястье. Голос его был пропитан злобой, но Носитель Дракона держал себя в руках.– Не спускать с него глаз! Если солгал – он умрет! Если он не солгал – тоже умрет! А пока поднимите всех! Если он действительно пришел не один, его дружки тоже получат свое!
Подтысяцкий вновь повернулся к Тилоду:
– Ну, господин зодчий, хочешь спасти свою жалкую жизнь? Признайся во всем сейчас – получишь тридцать плетей и отправишься в барак! Помни мою доброту!
– Ты дурак,– спокойно сказал Тилод, руки которого уже были связаны за спиной.– Дурак. А жаль! – и отвернулся.
– В таком случае ты сдохнешь! – рявкнул Носитель Дракона.– Уведи его, солдат!
– Пошел! – десятник слегка подтолкнул зодчего мечом.
Когда они вышли на раскаленный солнцем двор, подтысяцкий позвал слугу: помочь облачиться в доспехи. Что бы там ни наболтал этот ублюдок, а осторожность не повредит.
– Они взяли его! – сказала Эйрис.– Поднимай краурхов, Сёум: мы начинаем!
– Не время! – Старший из Охотников любовно полировал клинок своего меча кусочком кожи.– Еще восемь минут, сестра!
– Они собираются его убить! – Эйрис повысила голос.– Я чувствую их мысли!
– Сестра! – проговорил стоявший рядом Дирг.– Наш брат Несмех – Владыка Четырех, он двадцать лет назад хорахша заставил отступить! И железноголовым не совладать…
– Но он провел эти годы вдали от Лона! – заявила женщина.– Начинай, Сёум! Или я начну сама!
– Сестра! – с прежней мягкостью напомнил Старший из Черных Охотников.– Несмех сам сказал, когда начинать! И я не отступлю от его слова и на долю минуты! Это всё!
– Тогда ты умрешь! – быстро сказала Эйрис и острие отравленной иглы коснулось кожи Сёума.
– Харрок! – проворчал Старший из Охотников, продолжая полировать меч.– Ты и впрямь меня убьешь!
– Начинай же, Сёум! – проговорила Эйрис.
– Да! – сказал Старший из Охотников. И молниеносным движением ушел от контакта.– Я начну! Потому что ты любишь меня, сестра!
– О да! – ответила Эйрис без улыбки.
Старший из Охотников высвистел три ноты.
Лежавший поблизости краурх, хрустнув суставами, распрямил фиолетовые шипастые лапы. А вслед за ним, по воле Направляющих, поднялись и остальные крабы.
С костяным лязгом сомкнулись и разомкнулись чудовищные клешни. Сёум одним прыжком взлетел на спину краурха. Эйрис тотчас оказалась с ним рядом. Сидевшие на спине краба воины встали. С высоты семи локтей Эйрис смотрела, как Дирг и еще трое Охотников скрылись в чаще. Они должны были проследить, чтобы молодые сиргибры не устремились за своими хозяевами.
Один за другим все пятнадцать краурхов, подминая подлесок, выбрались на открытое пространство вырубки.
В ста шагах от них возвышался частокол, окружавший возделанные земли. Прямо за ними располагались военный городок, речной порт, а четвертью мили правее – бараки ссыльных, сразу же за которыми лежали огороженные поля вольных поселенцев.
Сёум свистнул еще раз, и гигантские крабы двинулись вперед, постепенно набирая скорость. Их мощные черно-фиолетовые лапы вспахивали землю, отбрасывая назад клочья дерна. Охотники черными изваяниями застыли на плоских спинах. Широкие лезвия мечей поблескивали в лучах солнца. Огромные крабы все быстрее и быстрее неслись вперед.
Все пятнадцать краурхов одновременно ударили в бревна частокола твердыми заостренными боковыми краями панцирей. Таким ударом гигантский краб перешибает ствол в локоть толщиной. Частокол развалился, нет – разлетелся с оглушительным треском, а панцирные гиганты помчались дальше, подминая плодовые деревца, как бегущий человек подминает траву.
Тилод, связанный и охраняемый десятником, сидел под навесом в углу площади, лежащей перед бараками ссыльных. Деревянный кол в четыре локтя высотой, черный, но со светлым, зачищенным топором острием, тот самый кол, что посулил ему подтысяцкий Аган, был единственным украшением площади.
