Мы летим на запад. Сперва я замечаю на горизонте слабое свечение. Даже при ярком дневном свете кажется, будто совсем не на своем месте и раньше времени занимается причудливая заря. Голубое мерцание. Через три с небольшим часа после взлета перед «Гайя винд» возникает суша. Я, как некогда Гулливер и Дарвин, вижу незнакомые берега. Под чоп-чоп-чоп широких лопастей мы все ближе к этой странной, невероятной местности, к светящимся скалистым горам. Отражая солнце, блещут просторные равнины. Поверхность земли рябая от бегущих над ней облаков, пики умопомрачительной высоты взлетают ввысь, в туман. Этот фантастический ландшафт напоминает не столько земную твердь, сколько маковки и завитки взбитых сливок, правда, сильно увеличенные и искристо-белые, как крупинки столовой соли. Не то чтобы родители – бывшие хиппи и сыроеды – когда-нибудь давали мне соль.
Мой опьяненный компаньон мистер Кресент Сити наклоняется, его глаза в кровавых жилках таращатся на растущее перед нами видение. Челюсть отвисает, усиливая и без того отупелое выражение лица. Он роняет одно-единственное восторженное слово:
– Мэдлантида!
О боги!
Опровергая старое выражение «Покупайте землю – ее больше не делают», прямо перед нами лежит доказательство того, что ее все-таки делают. По крайней мере Камилла с Антонио.
Родители часто упоминали свой замысел. Такую они поставили амбициозную цель: решить массу самых серьезных мировых проблем одним грандиозным махом. Во-первых, их умы занимало кружащее воронкой море пластиковых отходов, известное как Тихоокеанское мусорное поле. Во-вторых – глобальное изменение климата. В-третьих – сокращающийся ареал обитания полярного медведя, в-четвертых – тяжкий груз их подоходного налога.
Сказать по правде, милый твиттерянин, налоги поглощали львиную долю их внимания (потерпи, скоро станет ясно, к чему я веду).
Чтобы решить все эти досадные проблемы, Антонио и Камилла Спенсеры предложили открытый публичный проект. Еще до моей гибели они активно лоббировали мировых лидеров; будучи заправскими кукловодами, подгоняли общественное мнение под свою мечту – создание нового континента, гигантского плота из пенистого полистирола и связанных полимеров площадью в два Техаса. Примерно посреди Тихого океана находилось то самое вечно движущееся, беспрестанно растущее поле мусора, те обширные пространства магазинных пакетов, пластиковых бутылок, деталей «Лего» и всех прочих разновидностей плавучих, танцующих на волнах пластиковых отходов, которые поймали течения Тихоокеанского кольца.
Во имя восстановления экологии родители организовали международный фонд, целью которого было объединить постоянно расширяющуюся груду мусора. Перемешивая это пенопластовое рагу, эту трясину измельченного целлофана, плавя его по частям раскаленным воздухом с клеевой добавкой, из набрякшего от воды экологического кошмара они создали глазированную конфетку. Эта синтетическая страна чудес занимает миллионы акров, громоздится сияющими горами, раскатывается холмами, среди них плещут озера пресной дождевой воды и внутренние моря. Материк взбитых сливок плывет по волнам, и ему не страшны землетрясения, он прокатывается по гребням самых страшных цунами. Его наиболее поразительное свойство – девственная белизна: перламутровая, с отливом, безупречная белизна с едва уловимым намеком на серебристый оттенок.
Издали кажется – видишь рай: барочные башенки с куполами – такие чудятся среди кучевых облаков, когда лежишь на спине где-нибудь в лугах Танзании в пасхальные каникулы. Не то чтобы мы праздновали Пасху. Да, я отыскивала непременные крашеные яйца, но родители говорили, их прятал Барни Финк
[31]
, который каждый год дарил мне огромную корзину со сладостями из порошка бобов рожкового дерева
[32]
. Не то чтобы мама позволяла мне, хрюшке-толстушке, их есть. Да никто эти рожковые сладости и не любит.
Среди фантастического ландшафта из дутого пластика высокие белые пики вздымаются над беседками из белых роз, над арками и подпорами, двориками и воротами, яркими, как сахарная вата. Такой белый цвет видишь языком, когда облизываешь ванильное мороженое. Приближаясь к Мэдлантиде, постепенно различаешь белые ущелья и вершины. Перед нами восстановленный пластик, который, пока он не стал совсем гладким, обжигали залпами раскаленного воздуха. Отполированные, как стекло, пики и склоны не подвластны геологической физике; это пэрришева
[33]
аркадия: горы взмывают невероятно круто, сияющие вертикальные откосы цвета слоновой кости взлетают прямо вверх от белых берегов, ровных, как зеркало, и ярких, как прожектор на съемочной площадке.
Да может, я и жрущий сласти из рожковых бобов, сахарозозависимый бочонок на ножках, зато я знаю слово аркадия. А еще я прекрасно распознаю сомнительные способы уйти от налогов.
В противоположность предыдущим континентам Мэдлантида существовала на карте прежде, чем возникли ее горы и равнины. Эта раздутая и выбеленная местность из мусора всех мастей, каждый склон и утес были замыслены и смоделированы художниками, расписаны в чертежах прежде своего создания. Заранее придуманы. Предопределены до последнего квадратного дюйма.
Противоположность tabula rasa.
Камилла и Антонио когда-то верили в гармоничное схождение планет и энергию пирамид, а теперь так же ревностно продвигали этот девственный континент как Новую Атлантиду.
Мэдлантиду.
Вряд ли ты сможешь пролететь на такой высоте, чтобы это заметить, но общие очертания материка не каприз природы. Протяженные берега и редкие заливы созданы не силой речных систем. Нет, из космоса видно, что новый континент формой напоминает человеческий профиль. Обрубленная шея смотрит на юг, макушка – на север. Молочно-белый, алебастрово-белый профиль – гигантская камея на лазурном поле Тихого океана. На фоне отвисшего двойного подбородка этого бробдингнегского силуэта соседние Японские острова кажутся карликами. Затылок над жирной шеей устремлен к Северной Калифорнии, а бурундучьи щеки будто бы вот-вот перегородят морские пути возле Гавайев. Не стоит и пояснять: новенький континент, Мэдлантиду, отлили по моему подобию.
Из космоса Земля теперь чрезвычайно похожа на гигантскую монету, на которой отпечатано мое лицо. Такой снимок со спутника я видела на телеэкранах и обложках журналов в аэропорту Лос-Анджелеса. Вот он, пластиковый рай на Земле, названный в мою честь.
Округлое внутреннее море – мой глаз. У противоположного берега блуждающие пластиковые глетчеры изображали пряди моих непослушных волос. Портрет хоть и не лестный, однако точный. Это я, только в огромном масштабе. Если спросить мою маму, она бы заметила: чуть крупнее, чем на самом деле. Мои убитые горем родители рассказали бы, что задумали этот внезапный эксперимент по переработке пластика как грандиозную дань моей памяти. На это предприятие отец набрал денег у правительств каждой страны мира, пообещав взамен, что материк примет все отходы из нефтепродуктов, которые производит человечество. Его белизна станет отражать от планеты солнечное тепло и тем препятствовать изменению климата. А поскольку континент плавучий, его можно будет отогнать к северу и использовать как социальное жилье для перемещенных полярных медведей. Политики дружно кинулись поддерживать проект.
