– Майор Грива – спецкоординатору Хокусаю,– негромко произнес Артём.– Полагаю целесообразным выслать группу зачистки.
– Принято, майор,– по-японски рыкнул динамик за ухом Гривы.– Группа выслана.
Артём неторопливо прошелся между столов. Оборудование, насколько он мог судить, китайского производства. Не самое новое, но и не из тех времен, когда Индия и Китай, сворачивая «генетические программы», за бесценок распродавали целые исследовательские комплексы.
Грива двигался неторопливо, опустив оружие и всем своим видом изображая беспечность. Провокация, конечно. Даже затылком он «контролировал» пространство: звуки, запахи, каждое дуновение. Он отлично помнил, где и в каком положении находится каждый «живой объект». Если кому-то взбредет в голову дернуться…
Артём дошел до противоположной стены, развернулся…
Пол лаборатории – утрамбованная земля, прикрытая гладким пластиком – внезапно ухнул вниз. Немного, сантиметров на тридцать. Грива устоял. Вскинутый импульсник рефлекторно уже искал цель…
Цели не было. Лаборатории тоже. Опять та же зеленая равнина… Впереди, достаточно далеко, паслись какие-то животные… Артём зажмурился. Когда он открыл глаза, долина пропала. Он снова был в незаконной лаборатории, работники которой мирно лежали на полу: там, куда их и уложили.
«Худо дело,– подумал Артём.– „Крыша“ едет? Или чья-то поганая работа».
Скорее, второе. В крепости своей психики Грива не сомневался.
Добиться же таких «отклонений» можно было множеством способов: например, уронив в стакан с манговым соком, который ему поднесли на завтрак, крохотный кристаллик ЛСД.
Артём вздохнул. Значит, ему придется после операции проходить изматывающее тестирование, а оперативникам «Алладина» – потрошить всех, с кем имел контакт «полевой» офицер Грива.
Артём еще раз пересек помещение и остановился в дверях как раз в тот момент, когда в раскаленном добела небе родился тонкий, похожий на зудение москита, раздражающий звук.
Семь серебристых, крохотных, почти неразличимых, совсем не страшных ромбиков возникли со стороны солнца. Их можно было увидеть простым глазом, но для всех электронных систем обнаружения они были невидимы.
Грива отлично знал, что будет дальше, поэтому мысленно досчитал до двухсот, заткнул уши (к этому времени тонкий комариный писк превратился в оглушительный рев) и зашагал в сторону поселка, даже не поглядев на то, как из сбросивших скорость и зависших в трех метрах над землей штурмовых «крыльев» сверкающим горохом сыплются «алладиновские» десантники – «жуки» в зеркальных панцирях седьмого уровня…
Майор Грива раскачивался на алых как кровь простынях, обдуваемый потоком охлажденного воздуха, а на его бедрах, словно гребец на каноэ, летящем через пороги, взлетала и падала, сотрясаясь в неистовом тропическом танце, великолепная гурия с кожей цвета отполированного гематита. Плескались в струе кондиционированного воздуха серебристо-голубые москитные сетки, плескалась вязкая жидкость внутри широченного матраца, моталась, запрокидываясь и падая, маленькая головка в обрамлении огромного черного нимба жестких волос, мотались тяжелые, блестящие от пота груди с набухшими сосками, пронзенными золотыми колечками, между которыми, то натягиваясь, то свиваясь кольцами, змейкой металась золотая цепь.
Эбонитово-черные и такие же твердые бедра скользили в ладонях Артёма. Ловя их, он сжал пальцы. Из розовых недр широко раскрытого рта гурии вырвался низкий, похожий на рычание звук, от которого по телу Артёма прокатилась вибрирующая волна, достигшая его чресл и от них взметнувшаяся вверх, и еще раз, и еще – в такт броскам «качелей». И тогда он сдавил бедра гурии по-настоящему, не жалея, тоже зарычал, вдавил ее в себя, исторг из ее горла долгий клокочущий вопль, но сумел сдержаться и, когда гурия с протяжным стоном упала ему на грудь, в следующем «качке», смяв ее в борцовском захвате, мощным усилием опрокинул тяжелое обмякшее тело на алые простыни из тонкого шелка, поймал под колени, вскидывая вверх длиннющие ноги гурии. Гурия охнула, и в следующий миг от его толчка они оба заскользили по шелку, к изголовью, пока плечи гурии не уперлись в вертикальные перекладины кровати, а ее затылок потерял опору, голова, запрокинувшись, свесилась с края матраца, и заплетенные в косички волосы смешались с золотыми шнурами бахромы…
Теперь уже Артём стал кормчим, а чернокожая гурия – взбивающей волны лодкой. Ее ноги то оплетали его, словно две анаконды, то вскидывались вверх высокими прямыми мачтами…
Преодолев один за другим три крутых порога, Артём в последнем броске разогнал свою живую лодку и выбросил ее на мель столь искусно, что гурия даже не заметила, когда он покинул ее.
Впрочем, майор Грива тоже изрядно утомился, хотя и был, как и положено «алладиновскому» полевику, в отменной физической форме.
Артём посмотрел на коммуникатор: с момента, когда великолепная африканка скользнула под край москитной сетки, прошло два часа. Через тридцать шесть минут Гриве следовало выступить свидетелем на выездной сессии специальной комиссии Комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных ислледований. И то, что майор Грива «налаживал контакты с представителем местной администрации», вряд ли сочтут уважительной причиной для опоздания.
– Лола,– сказал он по-русски, дотрагиваясь до эбонитового плеча африканки.– Сможешь быстро организовать вертушку?
– Смогу, конечно,– мадам мэр улыбнулась, широко и хищно, словно лакнувшая крови тигрица.– И вертушку, и завтрак. Но вечером ты – у меня. Моя тетя хочет на тебя посмотреть.
Присутствие на совещании Артёма и Юджина было чистой формальностью. Все, что связано с лабораторией, было абсолютно прозрачно. Совместное финансирование германского фармакологического концерна и французского правительства, немецкий ученый, получивший грант на разработку нового лосьона-контрацептива, наткнувшийся в процессе работы на интересный штамм какой-то там «палочки», не удержавшийся от того, чтобы поиграть с геномом.
Ни заказчики, ни хозяева лаборатории ни о чем не ведали. Им вкатили штраф за отсутствие должного контроля и строгое предупреждение. Любопытный «умник» получил десять лет местной тюрьмы «за преднамеренное убийство», так, согласно соответствующему пункту международной конвенции, наказывали индивидуальных нарушителей. Даже если этот идиот не сдохнет в здешней каталажке, наукой он не будет заниматься никогда, что для таких вот умников пострашнее тюрьмы.
У Гривы в голове не укладывалось, как можно ради удовлетворения собственного любопытства рисковать жизнями сотен (если не сотен тысяч) людей, но, согласно данным «Алладина», около шести процентов ученых были способны на подобные выходки. Потенциальных преступников выявляли и брали на особый контроль, вводили в университетах специальные «этические» программы… Но все равно эпизоды, подобные нынешнему, «Алладин» отрабатывал по дюжине в месяц.
Вердикт был вынесен. Члены комиссии покинули свои места и, сопровождаемые свитой из местных чиновников, отправились обедать.
