Понятно, так долго в реальности ждать невозможно: план действий на сегодня нужен вчера. Поэтому на практике до точного расчёта плана деятельности всего народного хозяйства дело отродясь не доходило. Всемогущий и всеведущий Госплан пользовался приближёнными методами расчёта. Тот же Канторович исследовал многие из них. И обнаружил: наилучший метод – децентрализованный, когда каждый хозяйствующий субъект самостоятельно планирует собственную работу, рассматривая всех прочих всего лишь как ограничения области своего поиска оптимального решения. Именно так организовано то, что мы называем рыночной экономикой. Правда, при таком планировании неизбежны нестыковки технологических цепочек, не говоря уж о значительной разбалансировке производства в целом. Из трудов Канторовича видно: рыночное хозяйство может извлечь из доступного набора ресурсов (в том числе и людей, рассматриваемых как ресурсы) в несколько раз меньший конечный результат, чем теоретически возможный точный план, – но централизованное планирование теми приближёнными методами, какие были осуществимы во времена Глушкова и Канторовича, даёт результат ещё в несколько раз меньший!
Есть и ещё одна сложность. Начиная с Леонтьева, теоретики планирования считали известными и коэффициенты в матрице материального баланса, и свободные члены уравнений – количества доступного сырья и потребных конечных продуктов. Фридрих Августович фон Хайек (1899–05–08–1992–03–23) – лауреат (вместе с Карлом Гуннаром Карл-Адольфовичем Петерсоном (1898–12–06–1987–05–17), взявшим псевдоним Мюрдаль по родовой ферме Мюр в провинции Даларна) всё той же Нобелевской премии по экономике в 1974-м году «за основополагающие работы по теории денег и экономических колебаний и глубокий анализ взаимозависимости экономических, социальных и институциональных явлений» – показал: значительная часть сведений, необходимых для планирования, возникает только в процессе производства, а то и вовсе в ходе потребления и поэтому заведомо недоступна планирующему органу. Кроме того, для выбора наилучшего варианта плана нужно знать способ сравнения вариантов между собою – критерий оптимизации. По Хайеку этот критерий также не поддаётся заблаговременному вычислению, ибо предпочтения людей формируются в основном по личному опыту взаимодействия с разными товарами и услугами. Таким образом задачу планирования не только невозможно решить – её нельзя даже правильно сформулировать. Неизбежные при этом ошибки многочисленных частных лиц в какой-то мере компенсируются. А вот столь же неизбежная ошибка единого планового органа лишена потенциального противовеса и поэтому скажется куда болезненнее.
Итак, теоретические преимущества планового хозяйствования технически невозможно использовать. На практике рынок в разы производительнее.
Все эти рассуждения кратко изложены в моей статье «Коммунизм и компьютер», вышедшей в июне 1996-го в еженедельнике «Компьютерра». Статья была агитационной: 1996–06–16 состоялся первый тур выборов президента Российской Федерации. Поскольку логика трудов виднейших экономистов убедительно доказала выгодность капитализма по сравнению с социализмом, я сам тогда был пламенным поборником либерализма и либертарианства – учений о благотворности неограниченной политической и экономической свободы личности безо всякой оглядки на общество – и в предвыборной кампании активно участвовал на стороне Бориса Николаевича Ельцина (1931–02–01–2007–04–23). Да и впоследствии активно поддерживал ту же позицию: так, в 1999-м бесплатно участвовал в работе оперативного предвыборного штаба Союза правых сил.
Не рынком единым
Тем не менее жизнь постоянно показывала мне примеры недостатков рынка по сравнению с планом. И далеко не все эти недостатки в полной мере компенсируются его главным достоинством – высокой общей производительностью труда, исчисленной по всем направлениям деятельности сразу.
Прежде всего на каждом конкретном направлении план позволяет добиться большего результата, чем рынок. Правда, это неизменно оборачивается значительными потерями на других направлениях – но иногда с ними приходится мириться, ибо результат жизненно необходим.
Например, во время Великой Отечественной войны СССР произвёл примерно втрое меньше чёрных металлов, чем напавшая на него объединённая Европа, – но сделал из них примерно втрое больше оружия и боеприпасов: вопреки расхожей легенде, мы завалили противника не телами, а снарядами. При этом на протяжении большей части войны уровень жизни в СССР был заметно ниже, чем даже не в самой Германии, а в большей части оккупированных ею (и фактически содействующих ей) стран. Но, очевидно, это сверхусилие оправдалось: как видно из захваченных немецких документов, Германия тогда планировала немедленное уничтожение доброй половины нашего народа и превращение всех оставшихся в рабов, вовсе не достойных понятия «уровень жизни».
Далее, производительность труда вовсе не обязательно повышает всё тот же уровень жизни. Например, спонсоры многих футбольных команд используют прирост результатов работы своих предприятий для закупки всё новых звёзд – но вряд ли это сказывается на уровне жизни соответствующих стран. Описанное Торстейном Бунде Томасовичем Вебленом (1857–07–30–1929–08–03) демонстративное потребление вовсе невозможно счесть повышением уровня жизни в обычном смысле. Между тем оно, как показали последующие исследователи, довольно эффективно подстёгивает обороты рынка.
Именно вследствие бесцельной растраты рынком многих ресурсов, доставляемых приростом производительности труда, средний по всем странам, использующим плановое хозяйство, уровень жизни выше среднего по всем странам свободного рынка. Мы на протяжении нескольких последних десятилетий СССР полагали как раз наоборот – что живём беднее стран капитализма. Но это всего лишь иллюзия, созданная пропагандистской ловушкой – теорией трёх миров. По этой теории Первый мир образуют развитые капиталистические страны, Второй – развитые социалистические, Третий – те, кто ещё не развит и не определился, по какому из двух путей двигаться. На самом же деле почти все страны Третьего мира – бывшие колонии, тесно интегрированные в экономику своих метрополий и почти полностью сохраняющие унаследованную от колониального прошлого рыночную систему хозяйствования. Они представляют столь же неотъемлемую часть капитализма, что и Первый мир. Усреднять надо уровень жизни по Первому и Третьему мирам вместе взятым. Нам же предложили сравнивать себя только с теми, кто не просто в силу различных превратностей истории обогнал нас, но ещё и использовал для этого обгона опору на страны, исключённые из сравнения.
Поиск компромисса
Несколько лет я пребывал в умственном тупике. С одной стороны, децентрализованный план даёт (или по меньшей мере способен дать) куда больше материальных благ, чем централизованный. С другой стороны, рынок растрачивает эти блага столь неряшливо, что большей части живущих в нём нет особого толку от его высокой производительности.
Недаром во многих странах в разные эпохи пытались сочетать достоинства обоих подходов к организации хозяйствования.
Например, наша страна сразу после Гражданской войны ввела новую экономическую политику. В рамках НЭП государство распоряжалось только сравнительно небольшим числом отраслей, а основная масса производства отдавалась на волю рынка. Правда, довольно скоро НЭП достигла предела своих возможностей – восстановила на многих направлениях уровень производства, близкий к бывшему перед Первой мировой войной, и резко замедлила развитие экономики. Это естественно: ведь и сама война была прежде всего следствием исчерпания возможностей развития в рамках тогдашнего рынка.
