Манёвры Наполеона оказались очередным воплощением древнего принципа «разделяй и властвуй». Прежде всего он при Аустерлице разбил австрийские и русские войска. Затем, когда Пруссия всё же вступила в войну, разгромил её за несколько месяцев. Наконец он навязал России договор, включающий её в систему континентальной блокады вопреки воле её дворян: Наполеон и Александр заключили Тильзитский мир. Это соглашение привязало Россию (а заодно и Пруссию) к Франции. В 1809-м году блокаду поддержала и Австрия.
Наполеон продолжил создавать единую Европу в пику Англии (с явным преобладанием самой Франции – но и другие страны обрели бы немалые дополнительные возможности прогресса). Но Россия уже не могла участвовать в этом единстве. Даже если сам Александр предпочёл бы промышленное развитие России роли сырьевого и полуфабрикатного придатка – он не рисковал противостоять единству английских интриганов и собственных дворян, ибо знал, чем это завершилось для его отца. Столкновения с Францией оказались неизбежны – и понадобилась выработка новой военной стратегии. Хотя в смысле экономическом и политическом стратегия союза с Англией против Франции была заведомо проигрышна.
Это, кстати, понимали некоторые из умнейших люди в самой России. В частности, Кутузов восхищался Наполеоном не столько как военным, сколько как государственным деятелем. Он даже после вторжения Наполеона рассчитывал заключить с ним перемирие на условиях восстановления довоенного положения. Кутузов видел, из какой экономической и политической трясины Наполеон вытащил Францию. И был уверен: России нужны схожие меры.
Но ещё находясь в фарватере французской политики, в 1808-м году Россия объявила войну Англии. Александр I предложил Швеции примкнуть к антианглийской коалиции. Король Швеции Густав IV отказался, вернув при этом ранее полученный орден Святого апостола Андрея Первозванного, и объяснил, что не хочет носить награду, которой русский император одарил «узурпатора» Наполеона в Тильзите. В ответ Александр I вторгся на территорию Финляндии, фактически принадлежащей шведам.
Поначалу война складывалась удачно для России: к маю 1808-го года русские войска заняли город Або, тогдашнюю столицу Финляндии. Но вскоре ситуация стала меняться: армии, растянутой по огромной территории, стало не хватать продовольствия и боеприпасов; шведам же, напротив, удалось сконцентрироваться и ударять по русским точно и успешно.
Михаилу Богдановичу Барклаю де Толли – в то время генерал-лейтенанту и начальнику 6-й пехотной дивизии – приказали во главе экспедиционного корпуса выступить из России в Финляндию. В июне 1808-го он занял Куопио и успешно сопротивлялся штурму города. Однако вскоре Барклаю из-за болезни пришлось вернуться в Санкт-Петербург. Здесь его привлекли к работе Военного совета, куда входил Александр I и его приближённые.
В декабре 1808-го Барклай составил и предложил государю план переброски войск в Швецию зимой по льду Ботнического залива. Операция могла совершенно изменить ход войны. Император и Военный совет одобрили предложение. Наши военачальники подготовили три пехотных корпуса – их возглавили Пётр Иванович Багратион, Павел Андреевич Шувалов и сам Барклай. Корпусу Барклая предстоял стокилометровый путь по льду залива – от города Васа до Умео. В марте 1809-го солдаты прошли по ледяным торосам сквозь снежную пургу и разгромили противника. Шведы ушли из Умео. Исход войны был предопределён. Только тогда Швеция убедилась, что не защищена от России ни в какое время года, и решила больше с Россией не воевать. Кстати, для Швеции это решение оказалось стратегически невероятно выигрышным.
Нынешние историки изрядно ругают Александра за то, что тот, окончательно отобрав Финляндию у Швеции, даровал ей широчайшие права. Фактически Финляндию не связывало с Россией ничто, кроме единого монарха обоих престолов – великого князя финляндского и императора российского. Впоследствии это создало множество правовых осложнений, а ими потом воспользовались как почвой для политического раскола. Но в тот момент действовать иначе – означало создать очаг недовольства в завоёванной провинции. Не завоёвывать же её было нельзя: без окончательного занятия Финляндии невозможно было предотвратить дальнейшие вторжения шведов. В свете тогдашних политических обстоятельств это было, бесспорно, разумное и оправданное решение – даже при том, что оно впоследствии обернулось конфликтом с финнами: такой ценой был снят более опасный для России конфликт со шведами. Это был смелый шаг. Считают, что Александра I подтолкнул к этому Сперанский. Это был блестящий креативный ход, невиданный доселе в российской истории, но стратегически верный. Такой шаг вкупе с тонкой политикой в отношении Бернадота – в то время наследного принца – обеспечивал безопасность Петербурга – сердца Российской империи.
«Бернадот как человек очень умный, – писал Корф, – с первого дня своего пребывания в Швеции, назвав себя «настоящим гражданином Севера», хорошо оценил существовавшее там положение вещей, т. е., с одной стороны, великое значение для Швеции союза с Англией, а с другой – возможность залечить «финляндскую рану» приобретением Норвегии…
Наполеон, между тем, всё ещё находился под влиянием ошибочного расчёта, что стоит ему захотеть и Швеция как один человек поднимется против России для обратного завоевания Финляндии; он знал о существовании шведской партии, ещё жившей надеждой на возвращение Финляндии, но сильно ошибался в оценке её значения; другой ошибкой его были расчёты, положенные на Бернадота; последний, впрочем, «клялся» и французскому уполномоченному в Стокгольме, что закроет шведские порты для английских товаров, и даже намекал на возможность действий против России; и всё это происходило одновременно с секретными переговорами с Чернышёвым! Для Бернадота это было, однако, только политической диверсией, обманувшей Наполеона. Наследный принц строил свои планы в другом направлении; все его расчёты были основаны на приобретении Норвегии, в чём, он уверен был, поможет ему Александр…
Александр вернулся в Петербург вполне довольный результатами своего путешествия; он имел действительно полное право быть удовлетворённым; плоды его северной политики были уже налицо; свидание в Або и последнее путешествие по Финляндии поставили точку над этой политикой. Финляндцы были друзьями России, Швеция же – союзницей. Александр справедливо мог гордиться результатами своего дела, Россия же должна быть благодарна ему за неё; она является одной из немногих светлых страничек этого царствования».
За успешные боевые действия Багратиона и Барклая произвели в генералы от инфантерии. Барклая удостоили ордена Святого благоверного князя Александра Невского и поставили главнокомандующим русской армией в Финляндии и генерал-губернатором Финляндии.
Он был прекрасным организатором и держал в порядке как армию в частности, так и присоединённые территории вообще. И опыт управления сложным и большим регионом, где никто не хотел подчиняться русским, оказался очень важным для дальнейшей карьеры Барклая.
Меж тем отношения между Россией и Францией снова изменились.
В том же 1808-м году император Александр I получил предложение о браке Наполеона с его сестрой, великой княжной Екатериной Павловной – и не дал своего согласия. В 1810-м Наполеон посватался к другой сестре Александра, четырнадцатилетней великой княжне Анне Павловне, впоследствии королеве Нидерландов, и снова получил отказ. После этого Александр I подписал положение о нейтральной торговле, фактически сводившее на нет континентальную блокаду. В 1810-м Наполеон женился на Марии-Луизе Австрийской, дочери императора Австрии Франца I. По мнению известного историка Евгения Викторовича Тарле, «австрийский брак» для Наполеона «был крупнейшим обеспечением тыла, в случае, если придётся снова воевать с Россией».
