– Боюсь, что я на его месте думал бы только о втором.
– Тогда нас ожидают новые испытания, драйвер. Мы вынуждены будем прибегнуть к оружию, чтобы расчистить проход для Гвидо. Или отключить все внешние раздражители, с головами залезть под подушки и трусливо выждать, когда снаружи все закончится естественным образом.
– А если попробовать развернуть над кораблем купол изолирующего поля? Во-первых, мы оттесним Рой, а во-вторых, можем попытаться сформировать туннель…
– Неплохая мысль, – безразлично сказал Варданов. – Попробуйте.
– Когитр! – позвал Костя.
– Бортовой когитр слушает.
– Полную защиту на корабль!
– Понятно. Активизирую генераторы защитного поля.
– Ну?!
– Не выполнено, – сказал когитр смущенно. – Генераторы работают. Но купол не формируется. Что-то мешает.
– Что, что тебе мешает?!
– Не могу определить. Помехи неустановленной природы. Поле разрушается прямо над кораблем.
– Как я и ждал, – промолвил Варданов. – Такой силище ничего не стоит целую планету передвинуть с орбиты на орбиту. Черта ли ей в нашем изолирующем поле?.. Мне страшно думать о том, что происходит сейчас. Но еще страшнее вообразить, что МОГЛО БЫ произойти. Ведь не разори вы тот злополучный улей, на галактической базе уже лежали бы наши отчеты вкупе с общим заключением о пригодности планеты к колонизации. И на Псамму обрушились бы колонисты. Затеяли бы строить города, насаждать оазисы среди песков, грести из недр минералы и воду. И по необходимости без оглядки уничтожать всяких там равноногов да шипоносов. В конце концов очередь неизбежно дошла бы и до пчелиных ульев. И тогда здесь развернулся бы Армагеддон.
– Планета схватила нас за шиворот в последнюю минуту, – уныло покачал головой Кратов. – Да еще как схватила… И мы сидим теперь сирые и голые. И ждем хоть какого-то конца.
– Маони должен быть уже близко, – сказал Варданов.
Костя с усилием провел ладонями по лицу.
– Что, что мы еще можем сделать? – спросил он. – Думайте, прошу вас. Вы же старше и умнее!
– Вы станете стрелять в Рой из фогратора? – усмехнулся Варданов.
– Нет, нет, я же говорил… Вы плохо придумали. Думайте еще!
– У нас больше нет вариантов, – ксенолог встал. – Вы – драйвер. Это ваш корабль. Он снабжен бортовыми фограторами. Решайте сами. А я вам больше не советчик и не помощник. Я ухожу, – он усмехнулся. – Прятать голову под подушку.
– Почему я должен решать? – зло спросил Кратов. – Это ВАША ошибка. Это вы не узнали Чужой Разум. Вы и отвечайте!
– Разумеется, – сказал Варданов. – Вне всяких сомнений. Отвечать за все буду именно я, исключительно я и единственно я… Когда пойдете к себе, не сочтите за труд навестить и меня. Я должен вам кое-что показать.
Он ушел.
Костя сидел скорчившись в кресле, зажмурившись и сцепив зубы. Он медленно стиснул кулаки и прижал их к ушам. Больше всего он боялся сейчас увидеть на экране далекие очертания «гоанны» или услышать в динамиках тревожный голос Маони.
Лишь бы ничего не происходило. Ничего – и чем дольше, тем лучше…
«Он оставил меня одного. Но он совершенно уверен, что спустя какое-то время я тоже смалодушничаю, сдамся и последую за ним. А в награду он продемонстрирует мне нечто, по его мнению, важное. Поделится еще каким-нибудь бесценным, на его взгляд, знанием. А потом мы заточим себя в собственных кельях, отныне не имея сил видеть друг друга… Между тем, как Рой будет травить Маони сворой клешнистых краснопанцирных псов… Но малодушие ли это? И что важнее – одна-единственная человеческая жизнь или репутация всего человечества в глазах этого самого Роя? В мириадах самоцветных фасеточных глаз?.. Варданов сделал свой выбор. А я?! Что важнее лично для меня, простого драйвера, не обремененного жизненным опытом, не укрепившегося по молодости ни в убеждениях, ни в заблуждениях? И даже не связанного никакими инструкциями и Кодексами? Может быть, истинное мужество именно в том и состоит, чтобы подняться и уйти подальше от соблазнов разрубить все наличные гордиевы узлы мечом… или, что, в общем, то же самое, – фогратором. А поддаться соблазну, ухватиться за фогратор и пустить его в ход – как раз самое постыдное малодушие… Так, что ли, диктуют нам человеческие зрелость и мудрость? А если мне одинаково отвратительны оба выхода из этого тупика, как тогда быть?!»
14.
«Костя, – сказал Фрост. – Хорошо, что я тебя застал. А не пора ли вам улетать?» – «Улетать? Ни в коем случае! Мы будем сидеть и ждать возвращения Гвидо». – «Не надо ждать. Забудьте о нем. Улетайте. Что вам здесь делать? Скука: песок да колючка. Возьмем, к примеру, меня. Я на следующей декаде хотел отправиться в систему Черный Парус. Ну да теперь уж, видно, не получится…» – «Курт, это ты?! Откуда ты взялся? Почему ты здесь? Ведь тебя же…» – «Ты знаешь, зачем я пришел? Забрать твой фогратор. Он тебе ни к чему, звездоход». – «Думаешь, ни к чему?» – «И ты тоже так думаешь. Ты же научился думать». – «Курт, постой, не уходи! Сейчас ты знаешь больше, чем мы с Вардановым. Открой мне, чем все это кончится?» – «Ни черта я не знаю, Костя. Как я могу открыть то, чего еще нет? Там, где я, вообще ничего нет. Такая же пустыня… и огни. Много огней… и никто ничего не знает. И, самое подлое, знать не желает. Одиночество и скука». – «Что это за туман, в котором ты стоишь? Выйди из него, ну пожалуйста…» – «Туман, потому что сон. Ты спишь, Костя». – «Я сплю?! Мне нельзя спать. Как я мог заснуть, когда такое творится?» – «Улетайте, братцы. Еще есть шанс. Потом это будет непросто – улететь отсюда. Бросить Гвидо в песках одного… Ты спишь, и поэтому я еще застал тебя, чтобы проститься. А сейчас я уйду. Меня зовут… Больше мы не увидимся, Костя, но ты не забудешь меня. Ты тогда опоздал меня спасти». – «Но разве я мог?..» – «Тебе бы на полчаса раньше войти в мою каюту – и возникли бы варианты. Но я был один – и пчела. И этот паршивый зомби… Никогда не опаздывай спасать, звездоход… Я ушел… Меня нет… Дальше ты один…»
…Костя вздрогнул, оторвал голову от пульта, заозирался. Перед глазами танцевали бесформенные цветные тени.
Он поглядел на часы: прошло не более двадцати минут с того момента, как они расстались с Вардановым.
«Чертовщина… Как я мог заснуть?! Да и сон ли то был?.. Все равно нелепо. И стыдно. Дерьмо я, а не звездоход, правильно говорил Варданов. Гнать такого из Корпуса Астронавтов поганой шваброй… Но, может быть, это просто такая защитная реакция моего издерганного, затурканного мозга на сплошной многочасовой стресс? Уж очень все выглядело реальным. Голос – тембр, интонации. Выражение лица, извечная слегка растерянная полуулыбка. Я еще не успел ничего этого забыть, еще полусуток не минуло, как я с ним разговаривал. А он уже замурован в холодильной камере, но душа его, как говорят священники и некоторые медики, еще бродит в окрестностях тела и бьется о разделившую нас стену между Бытием и Небытием, взывая о понимании… Неужели ему удалось на короткий миг проломить эту стену? И зачем он явился ОТТУДА, что хотел сказать мне? Ведь это были не его слова. Чужие. Курт никогда бы не убеждал нас бросить Маони одного в пустыне и дать деру… Почему? И разве не к тому толкает меня Варданов? Наверное, я сам в этом приступе бреда вложил слова Варданова в уста Фроста. Или все же был в моем сне кто-то третий, совершенно посторонний?!»
