Казалось, он потерял счет времени, не мог сказать, долго ли так резвился, но вдруг с берега послышалось негромкое:
– Эй!
Карел зе Страже оглянулся на звук и пожалел, что сделал это, вернее, что не посмотрел раньше. Десяток убого одетых мужчин с охотничьими луками и увесистыми рогатинами стояли возле его одежды, раздумывая, послать ли полдюжины стрел в чужака или прежде дать ему ответить, кто он и что здесь делает. Видимо, дебаты были недолгими и возобладало второе мнение.
– Ты кто? – поинтересовался кряжистый мужчина с окладистой седеющей бородой, должно быть, старший.
– Я принц Нурсии сэр Жант!
Памятуя лисовские уроки, Карел принял вид, полный горделивого достоинства, и частично показался из воды, давая зрителям возможность оценить рельефность его мускулатуры. Будь на месте хмурых мужиков местные девицы, вероятно, они бы разделились на две неравные группы: одни бы попадали в обморок, увидев этакого красавца в чем мать родила, другие бросились бы ему на шею с криками: «Дождалась!» Но мужики не смогли оценить по достоинству образцовое воплощение мужественности и силы, они чуть попятились, но тут же сноровисто изготовились к бою.
– Чей ты принц, нам дела нет, – хмуро бросил коренастый бородач. – Не наш, уж точно. А вот то, что ты с драконом сюда явился, это мы все тут своими глазами видели, не отвертишься!
– И не думал я вертеться, – нахмурился Карел. – Вы сами-то какому государю служите?
– Государь у нас один – кесарь Дагоберт. Да тебе это для чего? Против кесаря злоумышляешь?
– Никогда в жизни! Отведите меня к нему, и кесарь достойно наградит вас.
– Ага, как же, отведи, – не унимался предводитель, должно быть, хозяин той самой выжиги, на которой приземлился дракон. – А может, заслали тебя его порешить? Ишь как снарядился! – Он кивнул на пару мечей и сложенную поверх вещей институтскую кольчугу. – Небось, дорогого стоит! А ну-ка, – он указал глазами на лежавшую рядом с вещами котомку одному из своих «вояк» – зеленому юнцу с рогатиной, – глянь, что у него там?!
Тот не стал спрашивать позволения у хозяина и тут же углубился в изучение «трофеев».
– Так, это у нас что?
Юноша достал простенький музыкальный инструмент из котомки, покрутил в руках, осмотрел и дунул, точно сомневаясь в предназначении данного предмета. Сомневаться не следовало, мелодия вышла предсказуемая: нездешний ветер пригнул траву у берега, огромный волчина крутанулся у самых ног опешивших селян, обернулся человеком и заорал во все горло:
– Ты опять за свое?! Я же тебе говорил!
– Нет, нет! – завопил из воды Карел. – Это не я, это все он!
– Ага…
Баляр исчез и спустя мгновение появился вновь, но уже не один. На берегу вдруг стало мрачно и серо от матерых зверюг, недобро зыркающих на собравшуюся у воды добычу. Вряд ли кто-то из стоявших здесь крестьян был знаком со стратегией и тактикой, однако все и без того отлично понимали, насколько их позиция неудобна: стоит хотя бы одному рискнуть поднять лук или рогатину, и огромная стая как по команде бросится на всю толпу.
– Нет, прошу тебя! – закричал сэр Жант. – Не ешь их, Баляр! Они мне еще пригодятся!
Молодой вождь вновь обернулся человеком:
– Как это не ешь? А что я парням скажу? Я их, между прочим, от охоты оторвал. Практически, от обеда. А охота… это… ну сам знаешь, дело святое!
– Баляр, я тебе обещаю, тут хорошие охотничьи угодья, зверье непуганое!
– Идиоты – тоже! – появился на канале связи Лис. – Шо у тебя там за сеанс бесплатного стриптиза?
– Господин инструктор, я только искупаться хотел! Но зато я выяснил, что нахожусь во франкских землях. А если Баляр со стаей их съедят, то мне придется самому дорогу искать.
– Что съедят? Земли?
– Нет! Местное население.
Между тем Баляр с сомнением поглядел на опустивших оружие крестьян – лица их, покрытые мелкими капельками испарины, представляли собой жалкое зрелище.
– Ты совершенно уверен, что не стоит их жрать?
– Конечно. Они просто ошиблись.
– Да, да, ошиблись! – радостно подтвердил бородач. – Мы отведем благородного господина к Зверолову. Он бывал в столице, даже почти при дворе, он знает путь…
– Постой, постой, – заторопился Лис. – Зверолов – это что же, тот самый, с которым мы к абарам в гости ходили? Которого Элигий за лазутчиком послал?
Сэр Жант поспешил повторить вопрос.
– О да, он прежде служил господину казначею, – с облегчением закивал хозяин выжиги. – Недавно вернулся.
– Вот же нечаянная встреча! А я-то думал, куда он подевался? В общем, так, боец невидимого фронта, отпускай своих приятелей охотиться, рули к следопыту и скажи, что он мне здесь во как нужен!
– Будет сделано! – отозвался принц Нурсии. – А чего это я боец невидимого фронта?
– Потому шо не видно, есть ли у тебя фронт. На отдых, стирку и прочий разврат тебе полдня хватит, а потом – вперед, вперед, труба зовет!
Карел вылез из воды, забрал у юнца дудку, благодарно поклонился Баляру.
– Ладно, мы охотиться. Но запомни, это в последний раз! Еще без дела позовешь – забуду, как и звали.
– Да разве ж это без дела? – начал было сэр Жант. Однако молодой вождь не стал его слушать, и огромная волчья стая, как по команде, ринулась в лес, оставляя на берегу нурсийского принца наедине с насмерть перепуганными крестьянами.
Странное требование его высокопреосвященства не выходило из головы мастера Элигия всю дорогу от резиденции кардинала-примаса ко дворцу. Конечно, подарки, которые одни правители дарят другим, это не просто ценные вещицы, здесь есть свои правила и намеки, порою такие ясные, что говори в открытую – яснее не скажешь.
Можно понять – для главы франкской церкви должно быть обидно оскорбительное, вопиющее невнимание к его ценному дару, тем более если тот сделан от имени Святого престола. Но только ли в этом дело? Уж больно настаивал монсеньор Гвидо на скорейшем употреблении по назначению именно этого молитвенника. Да еще при большом стечении народа…
Казначей вдруг припомнил, что будто бы в древности, кажется в Персии, для одного царя был придуман столь коварный яд, что стоило покрыть им свиток, как прочитавший его, вернее, даже и не читавший – касавшийся пальцами, умирал в тот же день. «Ложь или правда – кто знает? Но коварство персов известно далеко за пределами их земель. А что, если такой яд – не пустые россказни и, о ужас, кардинал или кто-то там в Риме задумал отправить к праотцам матушку нынешнего кесаря?!»
Сперва эта мысль показалась ему абсурдной, но чем более приближался он ко дворцу, тем меньше такое лиходейство представлялось ему невозможным. «Конечно, – размышлял мастер Элигий, – кесарь Дагоберт при всей своей юности проявляет зрелость, достойную умудренного годами мужа. Но все же Гизелла, его мать, имеет большое влияние на сына и, по сути, является соправительницей, во всяком случае, когда дело касается мира, а не войны, хозяйства, а не управления державой. Убрать ее – немалый удар по кесарю, заодно и предупреждение, чтобы тот не зарывался. А то ведь: нет, чтобы сидеть тихо и смиренно радоваться признанию собственной персоны римской курией, – желает причисления своего, прямо сказать, неподходящего отца к лику святых! Такое требование кого хочешь заставит действовать решительно и без оглядки. Признать дракона святым – как они могут с этим смириться?!»
