– Спроси у Сережи, у него как всегда мешок уловок. Или подожди до приезда в замок. В конце концов, часом больше, часом меньше, погоды это не сделает.
– И давно ли это месье Рейнар у вас Сережа?
– Отстань. Это к делу не относится! Мне вот сейчас нужно Дагоберта убедить сотрудничать.
– Ладно, умолкаю. Возвращаюсь на большую дорогу. Если по делу, то, думаю, нужно поспешить: в замке у дверей ее комнаты будет охрана в три ряда. Возле моей, полагаю, тоже, и это будут разные комнаты.
– Ладно, спрашивай у инструктора, у меня тут пауза затянулась.
Благородная дама Ойген печально вздохнула и поглядела на ждущего ответа спутника.
– Я должна вам признаться, сир, ибо от вашей проницательности не скроется ни единая мелочь и запираться дальше нет смысла. Мы посланы сюда иной, высшей силой, посланы с одной лишь целью – помочь вам спастись и взойти на трон, ибо от этого во многом зависела судьба мира.
Дагоберт кивнул так, будто Женя сейчас призналась ему, что прибыла не из мифической Нурсии, а из соседней деревни на ярмарку. Да и основания для приезда, похоже, ничуть не смутили его. Быть может, несколько заинтересовала «высшая сила», этак распоряжающаяся судьбами миров, однако драконье самообладание и тут позволило кесарю держать лицо.
– Я уже на троне, Европа спасена, однако вы по-прежнему радуете мой взор своим присутствием. Ответьте, почему?
– Потому что враг, который желал вашей гибели, который наслал полчища абаров, все еще не сломлен, а значит, и нам возвращаться домой еще не время.
Дагоберт смерил благородную даму Ойген долгим испытывающим взглядом. Та уже знала, что он означает. Юный кесарь, не особо скрываясь, прощупывал, насколько откровенна с ним прелестная собеседница. По всему получалось, что откровенна. При дворе такого практически не случалось. Однако прекрасная Ойген вообще не была похожа ни на одну другую даму. Что ж, кому как не дипломированному психологу было знать, что искренность, явленная в нужный момент, – оружие куда более действенное, чем самая изощренная ложь.
– Что же вас интересует сегодня? – чуть помедлив, спросил Дагоберт. – Почему вы искали этой встречи?
– Абарские мечи, – все так же прямо ответила Женя. – Их невозможно сковать в этом мире. Однако такое оружие существует и до недавнего времени активно применялось. Мы знаем, что абар клинками наделили хаммари. Но и те не ремесленники, и уж подавно не владеют секретами оружейного дела, ибо сами никогда не используют оружия. Значит, хаммари тоже получили этот дар от какой-то высшей силы. Вопрос – от какой? Это не известно никому из людей, но, может, об этом что-то знают драконы?
– Я не думал о таких вещах. – Дагоберт сокрушенно покачал головой. – Однако твои слова истинны. Я разузнаю. А теперь, – он улыбнулся, что делал не часто, – расскажи мне о Рифейских горах и клинках, что куют из железа, добываемого там.
Глава 9
Холодное оружие греет мужское сердце.
Жан Арман дю Пейре, граф де Тревиль
Бастиан огляделся: молчаливые всадники хотя и не слишком мешали их с Брунгильдой непринужденной беседе, но чутко вслушивались в разговор, стараясь запомнить слова и уловить возможную крамолу. Да и долгие изучающие взгляды в их сторону устремлялись с завидной регулярностью, так что без внимания они с благородной дамой не оставались ни на миг.
– Месье Рейнар, быть может, вы подскажете мне какой-нибудь способ избавиться от столь навязчивого сопровождения?
– Ага, подхвати на руки прелестную Брунгильду и умчись с ней в ночь.
– Боюсь, что это мне не удастся, – с едва заметной иронией ответил менестрель. – Во-первых, я не Карел, подхватить на руки Брунгильду у меня вряд ли получится. Во-вторых, моя лошадка не увезет двойного груза. Нас поймают в два счета. И, в-третьих, ночь еще не скоро, а времени терять не стоит.
– Эх, ну что за менестрель такой пошел, что самую завалящую чужую жену без подсказки умыкнуть не может? Даже Солнце, поглядев на тебя, стало красным! Ладно, раз у некоторых творческих личностей тут наблюдается истончение кишечного тракта, не будем зарабатывать грыжу и пойдем длинным путем под названием «Добрая жительница Самары».
– Простите, я не совсем понял.
– То, что ты не совсем понял – это вполне нормально, главное, чтобы противник ничего не понял. В общем, так, помнится, ты у нас отменно метаешь ножи?
– Так и есть.
– И они, конечно же, с тобой?
– Четыре в рукавах и еще два за спиной.
– Прекрасно, больше чем достаточно. Нижним хлестом бросать умеешь?
– Умею, почему нет?
– Тогда вот что, тайное оружие Сорбонны, твоя первая задача – устроить на дороге небольшой шухер, так, чтобы у конвоя возникло желание резво сбегать в лес по грибы, по ягоды. Ты помчишься впереди них всех.
– Прошу извинить, но я все же не понял, зачем и при чем здесь жительница Самары?
– Не заморачивайся, потом докумекаешь.
– Как скажете. А шухер – это переполох?
– Переполох тоже неплохо, но лучше шухер.
Бастиан вздохнул, опечаленный неопределенностью ответа.
– Надеюсь, вы помните, я очень не люблю убивать людей?
– И это радует. Шо б это было, если б смертоубийство стало твоим хобби? В общем, действуй, если где сам не допетришь, я подскажу.
Бастиан вновь поглядел на сопровождающих. Последние минуты три, казалось, они утратили интерес к песнопевцу. Возможно, именно потому, что, стремясь остаться «наедине с Лисом», он завел бравурную песнь о деяниях героев, которым через несколько десятков лет еще лишь только предстояло сложить голову в Ронсевальском ущелье в неравной схватке с неисчислимыми полчищами сарацин. А может, с местной шайкой басков, что менее героично, но более вероятно. Выводя особо пафосную руладу, он в молитвенном жесте свел ладони перед собой, затем воздел одну руку к начинающему темнеть небу, призывая его в свидетели доблести реймского епископа Турпина, сподвижника неистового Роланда, храбро, но кротко и без пролития крови сокрушавшего вражьи орды.
Но пока голос его, нежный, как прикосновение кормилицы к щеке ребенка, звонкий, словно птичий щебет на заре, возносился к небесам, пальцы левой руки нащупали отверстие в стальной пластине метательного ножа. Патетический жест – и они легко выдернули его из закрепленных на запястье ножен. Еще мгновение – незаметный кистевой хлест из-под локтя второй руки – и отточенная сталь, мелькнув аккурат перед носом одного из стражников, встряла в ствол придорожного дерева.
Стражник натянул удила, поднимая коня на дыбы, крича что-то на своем диком наречии. Впрочем, для системы «Мастерлинг» все наречия были равнозначны, и в ушах Бастиана звучало всполошенное: «Засада!» Подчиненные Мустафы начали быстро перестраиваться, двое ринулись к супруге казначея, остальные развернулись в сторону, откуда, по их предположению, вылетел нож.
