По нелепой случайности околопланетное пространство Китты в районе, выбранном для взлета колланта, с голографической точностью воспроизводило окрестности водопада Гри-Гри. Не хватало разве что туристов, и то если вычеркнуть из списка туристов сонмы яхт и пассажирских звездолетов. Обитатели Ойкумены годами копили сбережения, экономя на питании и одежде, чтобы с шиком провести недельный отпуск на известном курорте.
– Ну вот, – сказала Карни. – Я же знала, что вы все врете!
Белая кобылица крутнулась на месте, звонко заржав. Кобылице хотелось скакать – на Хиззац, к черту в зубы, куда-нибудь. Карни сдержала животное, натянув поводья и слегка откинувшись в седле. Дамское седло плохо приспособлено для таких трюков, но Энкарна де Кастельбро справилась с изяществом амазонки. Девушка была победительницей, а Диего Пераль, безмолвный идол по имени Диего Пераль, служил ее оружием, решающим аргументом в споре.
– Они тебя прятали!
Карни торжествовала. Триумфатор, она наслаждалась тем, что под ее взглядом коллантарии отворачивались, задирали лица к небу, притворясь, будто самые важные дела творятся совсем в другом месте. Истинная дочь своего мстительного отца, девушка видела страх колланта, вдыхала его терпкий аромат – и искренне полагала, что это страх перед разоблачением.
– Мой ястреб, ты в курсе, что они тебя прятали? Вместо тебя мне подсунули какого-то жирного борова! Представляешь? Боров визжит, тебя нет, а этот шустрый сеньор, – обличительный перст указал на Пробуса, смутившегося первый раз в жизни, – пристал с ножом к горлу: откуда, мол, я взялась! За такой гонорар, какой мы им заплатили, он должен мне ноги целовать, а он, понимаешь…
В иной ситуации Спурий Децим Пробус откликнулся бы целым монологом. Прошелся бы насчет гонорара, развил идею ножек, которые он готов целовать бесплатно. Но сегодня помпилианца как подменили. Держа рот на замке, Пробус быстро стрельнул глазками туда-сюда: местность для воплощения их преступного замысла выпала не из лучших. Рвануть врассыпную, истончая связи между коллантариями до критического предела, мешали озеро и водопад. С одной стороны, теснота позволяла не бояться встречи со случайным круизным лайнером – под шелухой лайнер явился бы пестрым караваном верблюдов или вереницей фургонов, запряженных ломовыми битюгами. Здешний сектор располагался вне обжитых системных трасс. С другой стороны, это сильно осложняло планы коллантариев по ликвидации назойливого спортсмена. Весь в белом, спортсмен с ловкостью опытного наездника демонстрировал злому чалому жеребцу, кто в доме хозяин. Занят экстремальной джигитовкой, красавчик еще не сообразил, куда попал, и знать не знал, что его мускулистая задница под угрозой.
– Я им говорю: «Где мой Диего?! Вы что, подменили его на эту свинью?!» – Карни разливалась соловьем. Щеки девушки от возбуждения полыхали буйным румянцем. На спортсмена она внимания не обратила, вся поглощена своим драгоценным Диего. – А они как начали: возвращаемся, не возвращаемся…
Если в Ойкумене и существовали эксперты по жизнедеятельности пассажира в колланте, так восемь из них сошлись здесь: Пробус, Фриш, Анджали, Сарош… Раньше им не приходилось отправлять пассажиров на тот свет – тот в общепринятом смысле слова. На практике коллантарии давно выяснили: связи между членами коллективного антиса нельзя растягивать сверх отведенного предела. Бросок за очерченные природой границы, и связи рвутся с беззвучным треском, возвращая людей в малое тело посреди открытого космоса. Последнее значило мгновенную смерть. С пассажиром все складывалось гораздо опаснее – коллант еще оставался коллантом, разбежавшись к границам, но не переступив их, а пассажир уже утрачивал контакт с волновым коллективом, превращаясь в хладный труп. Однажды, проверив это на собственном опыте, коллант Пробуса едва не потерял пассажира; к счастью, удалось вовремя остановиться и сбиться в кучу.
Добавляло забот и присутствие сеньора Пераля. Этот пассажир обязан был выжить любой ценой. Гиль Фриш с самого начала держался рядом с эскалонцем, готовый в любой момент схватить коня Пераля под уздцы и увлечь за собой. Жестом Пробус показал гематру, а затем и остальным коллантариям, что скакать они будут в ущелье. В ответ на вопросительный взгляд гематра Пробус на треть вытащил меч из ножен, после чего метко сплюнул под копыта чалому жеребцу. Помпилианец намеревался хорошенько рубануть чалого по ноге, прежде чем коллант рванет прочь от спортсмена, увеличивая расстояние между отрядом и жертвой.
Тащить за собой Карни он и в мыслях не держал. Если мертвая девчонка сдохнет во второй раз от разрыва связей – тем лучше. Если же нет… Ну, тогда и выяснится, зря ли коллант сделал ставку на сеньора Пераля.
«Астланин? – без слов спросил мар Фриш. – Взять его в седло?»
Ухмыльнувшись, Пробус отрицательно мотнул головой. Он ни минуты не сомневался, что пеший Якатль не отстанет от конных. Способности Якатля под шелухой приводили Пробуса в восторг – так восторгаются дети в цирке при виде силачей и акробатов. Но речь сейчас шла о другом. Поводок, на котором помпилианец держал татуированного дикаря, дарил Якатлю ни с чем не сравнимую эйфорию. Бегун из редких, за хозяином астланин рванет так, что только пятки засверкают.
– …а свинья: мы летим на Карассу! А я: дудки, мы летим на Хиззац…
– Карни?
Спортсмен наконец совладал с жеребцом. Наклонившись вперед, красавчик уставился на мертвую девчонку с таким выражением лица, что Пробус ощутил укол ревности. Это он, коллантарий, должен глядеть на мелкую приблуду, борясь с паникой. Это он, координатор колланта, должен трястись от ужаса, убеждая себя, что ему чудится, что никакой девицы здесь нет и быть не может. Это он… Пробус вздрогнул. Лишь теперь помпилианец сообразил, что спортсмен назвал чертову покойницу по имени. Имя не вполне походило на то, которое Пробус раскопал, охотясь за призраком. Сокращение? Они что, не просто знакомы, а знакомы близко?!
– Фернан? – изумилась кошмар-девица, отвечая на все вопросы Пробуса разом. – Что ты здесь делаешь? Мы же от тебя сбежали! От тебя и от папы…
Не отвечая, спортсмен спешился. Пробус с отвисшей челюстью смотрел, как он подходит к кобылице девчонки – так, словно шел по хрупкому льду, способному подломиться в любой миг. Вот, кричал рассудок. Вот наилучший момент, подарок фортуны, шанс из шансов! Скачите в ущелье, идиоты, рвите связи! Рассудок вопил, а Пробус окаменел, подхватил столбняк. Творилось что-то, выходящее за рамки предсказуемого – связи рвались, и разум Спурия Децима Пробуса, как пассажир колланта, разлетевшегося слишком далеко, замерзал в убийственном вакууме.
Спортсмен встал на колени.
– Господи! – прохрипел он. – Да свершится воля Твоя!
– Встань сейчас же! – возмутилась Карни.
– Карай, Господи! Не стою Твоей милости…
– Фернан! Ты испачкал брюки!
– Чтоб я сдох! – выразил общее мнение Диего Пераль.
И прибавил пару слов на языке, которого Пробус не знал. Впрочем, помпилианец заметил, что у мертвой девушки от сказанного покраснели уши.
