— Эшер, твой отец тоже будет в Риме?
— Скорее всего. — Небрежный тон скрыл боль и печаль, глубоко запрятанные в душе от посторонних глаз.
— Ты развелась с лордом Уикертоном, поэтому снова вернулась в профессиональный спорт?
— Мой развод не имеет никакого отношения к профессии.
Это было полуправдой. Эшер была возмущена бесцеремонностью репортеров, но умело скрывала свои чувства и держалась стойко.
— Но тебя беспокоит, что придется скрестить ракетки с таким юным дарованием, как Кингстон? Или старыми соперницами, например Мартинелли?
— С нетерпением жду этого момента.
Страх, сомнения — все осталось внутри. Они ничего не заметили.
— Вы снова встречаетесь со Старбаком?
Эти люди все-таки вывели ее из себя. Она сделала паузу, чтобы гнев не вырвался наружу.
— Старбак — игрок-одиночка, — прозвучал лаконичный ответ.
— Вам, ребята, надо держать глаза открытыми, стоит понаблюдать за нами. — Тай наконец пришел ей на помощь, с обычной самоуверенностью обняв за плечи. — Никто не знает, что может произойти. Верно, Эшер?
Она ответила ледяной улыбкой.
— Ты всегда был более непредсказуемым, чем я, не так ли, Тай?
Он ответил улыбкой на улыбку.
— Вот как? — И, наклонившись, легко коснулся губами ее губ. — Вспышки фотокамер с яростной силой обрушились на них, репортеры были в восторге. Он увидел близко ее глаза, полные немой ярости, выпрямился и весело сказал: — У Лица и у меня есть планы.
— В Риме? — хохотнул репортер.
Тай усмехнулся и привлек к себе Эшер.
— Именно там мы и начнем выполнять их.
Глава 2
Рим. Колизей. Фонтан Треви. Ватикан. Древняя история, полная трагедий и триумфов. Гладиаторы и бои на арене. На Форо Италико горячее итальянское солнце обрушивалось на современных гладиаторов, как было и во времена Империи. Игра на этой арене была настоящим театральным представлением. Солнце заливало знойными палящими лучами огромное пространство. Теннисный корт ограждали роскошные зонтичные сосны и массивные статуи. За стадионом вздымались обрамленные лесом холмы над Тибром. На трибунах десять тысяч зрителей пели, свистели и кричали. Итальянские поклонники тенниса — темпераментные, полные горячего энтузиазма и патриотизма. Эшер всегда помнила это.
Как не забывала и то, что Форо Италико стал свидетелем двух самых больших событий в ее жизни. Ее всепоглощающей любви к теннису и такой же любви к Старбаку.
Ей было семь лет, когда она впервые увидела, как ее отец выиграл итальянский чемпионат на знаменитом Камро Сентрал. Разумеется, она видела его игру и раньше. Одно из самых ранних воспоминаний — высокий загорелый отец носится по корту в ослепительно-белой форме. Джим Вольф был чемпионом еще до рождения Эшер и еще долго им оставался.
Ее первые уроки начались, когда ей было всего три года. Своей маленькой ракеткой она отбивала мячик, играя с самыми знаменитыми игроками мирового тенниса из поколения отца. Она была такая умилительная, такая хорошенькая и ловкая, что стала всеобщей любимицей. И пока росла, уже привыкла видеть себя в журналах, на снимках со знаменитыми чемпионами, например на коленях у чемпиона Кубка Дэвиса. Теннис и путешествия стали неотъемлемой частью ее детства. Она засыпала на заднем сиденье лимузина и шагала по траве Уимблдона, делала книксен перед главами государств, и однажды ее ущипнул за щечку сам президент. Еще до школы она не раз пересекала Атлантику.
Это случилось в Риме спустя год после смерти матери, тогда-то Эшер Вольф и встретила любовь своей жизни.
А в раннем детстве, когда отец, еще разгоряченный и мокрый от пота после трудной победы, в белых шортах, заляпанных красноватым грунтом корта, подошел к дочери, она вдруг заявила, что тоже выйдет когда-нибудь на Кампо Сентрал.
Выйдет, чтобы победить.
Может быть, сыграли роль слабость отца по отношению к единственному ребенку или его амбиции. А может быть, он увидел в семилетней дочери задатки игрока и твердую решимость в глазах. Но карьера Эшер началась именно с того дня — отец стал ее тренером и наставником.
Спустя четырнадцать лет, после своего поражения в полуфинале, она, сидя на трибуне, наблюдала, как побеждает Старбак. В его игре не было ничего похожего на игру отца. Стиль нового чемпиона был противоположным стилю ветерана. Джим Вольф играл в теннис, основанный на отточенных заученных приемах, когда все движения выверены и точны. Старбак напоминал шаровую молнию — весь эмоции, порывистость и стальные мускулы. Часто она задумывалась над тем, кто победил бы, если бы оба встретились на корте. И если отец пробуждал ее гордость, то Тай приводил в восторг. И, наблюдая за ним, она могла понять то чувство сексуального возбуждения, которое испытывают зрители на бое быков. Жажда крови — вот что было в его игре, и это вызывало одновременно восторг и отторжение, настораживая и притягивая.
Он преследовал ее в течение долгих месяцев, но она не подпускала его близко. Его репутация в отношении женщин была всем известна. Его темперамент, его горячность, его непоследовательность и переменчивость одновременно соблазняли и вызывали опасение. Хотя влечение побеждало и скоро ее сердце было потеряно, но благоразумие брало верх, она прислушивалась к его голосу. До того рокового дня в мае.
Тай был как античный бог, мощный воин, настоящий мифологический герой. Даже горячие патриоты, итальянские болельщики, не могли устоять перед его обаянием. Некоторые бурно его приветствовали, некоторые так же горячо проклинали. Он давал им те ощущения, за которыми они сюда пришли, — дарил им настоящее шоу, где было все: пот, борьба до последнего момента и полная отдача сил.
Он выиграл тогда чемпионат, последняя игра состояла из сумасшедших семи сетов. И в ту же ночь Эшер отдала ему свою любовь и невинность. Она впервые в жизни позволила своему сердцу вырваться на свободу и любить без оглядки. Как цветок, который держали в тени и строгом режиме оранжереи, она вдруг оказалась на горячем солнце и сразу расцвела, бурно и неудержимо. Дни и ночи наполнили зной, страсть, безумие и нежность. Но сезон закончился.
Сейчас, тренируясь в тишине утра на пустынном корте, Эшер дала волю воспоминаниям о тех днях и ночах, и они обрушились на нее, сладкие и терпкие, как вино. Поездки на море по глухим проселочным дорогам, горячие отдаленные пляжи, полумрак комнат отеля, волнующий смех, беспечный и счастливый, сумасшедшая любовь.
И предательство.
— Если ты собираешься и дальше так же грезить наяву, то Кингстон сотрет тебя с лица земли уже в четвертьфинале.
Застигнутая врасплох, Эшер очнулась от своих грез.
— Прости.
— Правильно, проси прощения, потому что вытащила старуху из постели в шесть утра, чтобы тебя побить.
Эшер засмеялась. В тридцать три Мадж Хэвербек была все еще очень сильна и заставляла с собой считаться у сетки. Маленькая, крепкая, с вьющимися каштановыми волосами, привлекательными чертами лица, она выглядела как домохозяйка на рекламе домашней выпечки. На самом деле Мадж была игроком мирового класса, выиграла два Уимблдона, имела много прочих побед и обладала сильнейшим ударом сверху — смэшем. Два года они с Эшер играли парой, к взаимному удовлетворению и весьма успешно. Муж Мадж был профессором социологии в Йеле, и Мадж любовно звала его Деканом.
