Она поинтересовалась:
— Ты не возьмешь у меня один?
— О, даже не знаю… — Он просунул руку под простыню и вдруг отодвинул ее, обнажая нежное тело Эшер.
— Тай, прекрати, я сейчас пролью шампанское! — воскликнула она.
— Лучше не надо. Потому что нам спать в этой постели, — с хитрой ухмылкой ответил Тай, а сам тащил потихоньку простыню, пока Эшер старалась не расплескать золотистую жидкость,
— Это нечестный трюк, Старбак.
— Мне нравится.
Она прищурилась.
— Сейчас я вылью все на твои колени.
— Разве тебе не жалко такое прекрасное шампанское. — Он поцеловал ее. — Знаешь, мне всегда казалось странным, что мы нашли друг друга. Я вырос с пивом, а ты с шампанским. Но ты плохо его переносишь. Ты быстро пьянеешь.
— Нет. Я люблю шампанское и прекрасно его переношу.
Он тихо засмеялся и провел губами по ее шее.
— Я вспоминаю одну ночь, когда мы выпили целую бутылку шампанского и от трех бокалов ты была совершенно пьяная. Ты стала такой… Короче говоря, ты просто обезумела. Я так люблю тебя обезумевшей.
— Ничего подобного не было. — Эшер было возмутилась, потом, чтобы доказать, с вызовом поднесла бокал к губам и медленно выпила до дна, при этом простыня соскользнула на пол. Он наблюдал, пока бокал не опустел. — Это один! — провозгласила она, поднимая к губам второй.
Но Тай взял бокал из ее рук.
— Давай растянем удовольствие, — посоветовал он со смехом и отпил из бокала, потом потянулся к столику за икрой. — Ты же любишь икру.
— М-м-м. — Она вдруг почувствовала, что зверски голодна, и намазала густым слоем тост.
Тай взял чашку с холодными креветками и соусом.
— Вот это вкусно. — Он откусил от тоста с икрой, протянутого Эшер. — Ничего особенного, по-моему, ее слишком переоценивают. — Обмакнул креветку в соус и положил в рот Эшер. — Попробуй лучше это, мне больше нравится.
— Замечательно, — согласилась она с полным ртом, потом взяла еще одну. — Я не знала, что так голодна.
Тай снова наполнил ее бокал. И подумал, что никто бы не смог вообразить Эшер Вольф в подобном виде — как она сидит голая на постели, облизывая соус с пальцев. Кто еще знал ее такой — непосредственной и пылкой? А она, бурно жестикулируя, стала разбирать свою игру. Он слушал ее голос, ему очень нравилось видеть ее такой оживленной. Она говорила, что удовлетворена своей подачей, но ее беспокоит удар с лету.
Обычно на публике она тщательно подбирала слова и старалась быть немногословной. Если бы какой-нибудь репортер видел ее сейчас, он бы исписал свой карандаш до основания. Она все говорила и говорила, а когда закончила, бокал снова был пуст. Она полностью раскрепостилась, освободилась от условностей и стала сама собой. Она уже наелась, но подобрала тостом остатки икры. Потом спросила:
— Тебя беспокоит финал с Чаком?
Тай съел креветку.
— Почему он должен меня беспокоить?
— Чак и раньше был очень хорош, — Эшер нахмурилась, — но в последнее время заметно прибавил.
Усмехаясь, Тай подлил ей еще шампанского.
— Думаешь, мне его не победить?
Она посмотрела на него внимательным, оценивающим взглядом:
— Ты тоже неплох.
— Спасибо. — Он поставил на столик икорни-цу и вытянулся на кровати.
— Игра Чака во многом напоминает игру моего отца — точность и чистота. Его талант больше результат шлифовки, а не природный дар.
— Такой, как у меня.
— Ну да. Природный талант в игроке всегда вызывает зависть соперников. А мой отец говорил, что таких врожденных способностей, как у тебя, он еще ни разу не встречал за всю свою карьеру. — Она улыбнулась ему поверх бокала. — Но тем не менее он всегда хотел, чтобы ты был более дисциплинирован. И потом, эти твои… выходки на корте…
Тай рассмеялся и поцеловал колено Эшер.
— Они просто выводили его из себя.
— Мне кажется, твоя игра сейчас ему понравилась бы больше.
— А твоя? — задал он встречный вопрос. — Как бы он оценил твою игру сейчас?
Эшер опустила глаза.
— Он не станет этого делать.
— Почему?
— Тай, прошу тебя… — Она умоляюще протянула к нему руку, прося замолчать.
— Эшер, — он взял ее руку, — я же вижу, что ты страдаешь.
Слова вырвались прежде, чем она смогла сдержаться.
— Я его предала. И он меня не простит.
— Он — твой отец, не забывай.
— И был моим тренером.
Тай не понял и покачал головой:
— Какая разница?
— Очень большая. — Эшер страдала так, что боль стала нестерпимой. Она отпила шампанского, чтобы немного ее заглушить. — Прошу тебя, Тай, не сегодня. Я не хочу портить этот вечер.
Он наклонился и перецеловал ее пальцы один за другим. Пока не почувствовал, что напряжение покидает ее.
— Ничто не может его испортить.
Их глаза встретились, и Эшер сразу ощутила, как часто забился пульс.
— Я никогда не мог забыть тебя, стереть из памяти, — признался Тай. — Столько вещей напоминали постоянно о тебе — какая-то песня, фраза. Тишина. Были моменты ночами, когда, клянусь, я слышал твое дыхание рядом с собой.
Эти слова тронули и одновременно больно задели.
— Тай, это было давно. Мы начнем все сначала.
— Да, — согласился он. — Но нам придется вернуться к прошлому рано или поздно.
Эшер открыла рот, чтобы возразить, но передумала.
— Хорошо, позже. А сейчас не хочу думать ни о чем другом. Только о тебе.
Он усмехнулся и убрал с ее щеки прядь.
— С этим не поспоришь.
— Не задавайся. — Она залпом допила шампанское. Потом похвасталась: — Вот, все три. И я совсем не пьяная.
Но Тай безошибочно определил все признаки эйфории — румянец, блеск глаз и лукавая улыбка. Он прекрасно понимал, что шампанское сейчас кружит голову Эшер. И когда они снова будут любить друг друга, она будет нежной и очень пылкой.
Ему хотелось продлить мгновение — полюбоваться ею подольше. Он не дотрагивался до нее, понимая, что страсть вспыхнет с новой силой и им уже не остановиться.
— Хочешь еще? — предложил он.
— Конечно.
Он проявил все-таки осторожность и налил ей половину бокала
— Я слышал твое интервью сегодня, — сказал он небрежно, — пока переодевался.
— О? — Она лежала на животе, опираясь на локти. — И как я?
— Трудно сказать. Оно было на французском языке.
