Ниспроверг в своем гневе укрепления Иудеи,
Царя ее и князей осквернил, швырнул на землю,
Во гневе своем срубил Он рог Израиля,
Отвел назад десницу пред лицом супостата,
Возжег в Иакове пламя, что все кругом пожирает.
Скалят пасть на нас все враги наши,
Удел наш – страх и яма, опустошение и погибель.
Из глаз текут слез потоки из-за гибели моего народа.
Воистину было так, как сказано Соломоном: «Видел я рабов на конях и князей, шагавших пешком, как рабы». В те дни мы только и уповали, что:
Копающий яму в нее упадет,
И проломившего стену укусит змея.
Разбивающий камни о них ушибется
И колющему дрова от них угроза
[6]
.
И решил я тогда, вторя мудрейшему, что лучше покоя на одну ладонь, чем полные горсти тщеты и ловли ветра. Понемногу все устоялось, и волею обстоятельств я перешел на службу нынешнему папе Иннокентию Восьмому.
– Да, – вздохнула Жанна. – То, что вам довелось пережить, очень трагично. Когда рушится установленный порядок и наступает мятежный хаос, жизни людей становятся совсем дешевыми…
– О, госпожа Жанна, – удивился протонотарий. – Вы не только очаровательная, но и удивительно умная женщина! Похоже, подобное и вам приходилось переживать?
– Да, к сожалению, – подтвердила Жанна. – Я бы хотела этого не знать, но пережитое не зачеркнешь. А почему вы собираете обломки старых статуй? Разве они достойны внимания служителя церкви?
– Церковь не оставляет без внимания ничего, что находится под солнцем, – заметил протонотарий. – А что касается собирания античных древностей, то и к этому, как ко многому другому, меня приохотил кардинал Риарио. Он отдавался сему занятию страстно и самозабвенно.
– Но ведь их делали язычники? – коварно спросила Жанна.
– Его Преосвященство считал, что Господь наш в своей непостижимой милости посылал Дух Божий и на этих бедных язычников, дабы руки их могли создавать подобную красоту…
– А меня удивил ваш рассказ о новом здании канцелярии… – заметила Жанна. – Я думала, кардиналы не должны играть в карты…
– Милая госпожа Жанна, – снисходительно осклабился протонотарий. – Вы руководствуетесь простодушными принципами мирян: мол, беги от греха и грехи тебя не догонят. Но разве это не есть проявление гордыни? Как же ты можешь знать, победил ли ты искус, ежели даже не прикоснешься к нему? И разве не высшая победа святого духа над дьяволом в том, что деньги, выигранные в презренной игре, пошли на благое дело во славу Церкви? Только так можно бороться с лукавым, давая ему бой на его же поле! Поэтому пастырь, пасущий души, не должен бежать мирских занятий. Нет, он должен по мере сил принимать в них участие, дабы внутри, в гуще событий направлять свою паству по пути истинному!
«То-то у папы Иннокентия Восьмого столько внебрачных детей…» – ехидно подумала Жанна.
Они подошли к перекрестку около дома булочника на одной улице и дома протонотария на другой.
Мимо медленно проехала повозка, запряженная громадными волами. На повозке были закреплены бочки.
– Знаете, госпожа Жанна, – сказал протонотарий. – Когда я вижу этих симпатичных животных, сразу вспоминаю папу Мартина Пятого.
Жанна уже собиралась свернуть на свою улочку, но остановилась и удивленно спросила:
– Почему?
– Вы не знаете историю его похорон? – постно поинтересовался протонотарий.
– Нет.
– Видите ли, знаменитый своей добротой папа Мартин Пятый, чувствуя, что скоро Господь призовет его, распорядился относительно своих похорон так: «Поставьте гроб с моим телом, – сказал он приближенным, – на простую повозку, запряженную четырьмя волами. Пусть они влекут ее туда, куда хотят. Где волы остановятся, там и похороните меня». И когда пришел день его смерти, все выполнили по его воле. По этим улочкам покатилась повозка без возницы, запряженная волами, а люди шли в отдалении. Долго волы возили тело папы по Риму, но в конце концов достигли Сан-Джованни-ин-Латерано. И только приблизились они к церкви, как двери сами собой распахнулись и зазвонили колокола на звоннице. Волы вовлекли повозку под своды храма, приблизились к алтарю и опустились на колени. И все поняли, что воля Божия вела их и направляла, указывая место успокоения бренных останков его вернейшего и преданнейшего слуги.
– Это так трогательно! – промокнула платочком сухие глаза Жанна и ступила на свою улочку.
* * *
Сначала Жанна воспринимала свои каждодневные хождения по ватиканским коридорам с юмором, потом в ней начало нарастать глухое раздражение.
Никаких видимых препятствий не было, но долгожданная аудиенция продолжала оставаться где-то в туманной дали.
Дело тянулось, тянулось и тянулось.
И конца-краю этому не было видно.
Сопоставив все факты и хорошенько поразмыслив, Жанна пришла к выводу, что главным препятствием на пути встречи ее с папой является не кто иной, как милейший протонотарий.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что к чему: плешивое духовное лицо сделало все, что было в его силах, чтобы затормозить Жаннино дело, и теперь спокойно ждет, чтобы она, Жанна, обратилась за помощью к своему благодетелю. Он охотно поможет в обмен на…
Вот стервятник! Плешивый, а туда же! Был бы он хоть чуточку менее плешивым…
А положение-то очень серьезное. Аудиенция нужна как воздух!
Жанна вспомнила мрачное, строгое здание инквизиции на площади Навона, и холодок пополз по спине.
Но ярость начинает клокотать в душе, как подумаешь, что эта плешивая мартышка со своими любезными улыбочками загнала ее, Жанну, в западню.
Позади тянет смолистым дымом высокого инквизиционного костра, а впереди сияют ворота спасения. Но ключ от них в руках у протонотария, который невозмутимо ждет…
Наверное, в этой уютной квартирке, сдаваемой почтенной четой булочников, побывал не один десяток дам-паломниц, желающих увидеть Папу Римского. Но раньше им приходилось сводить знакомство с телесными достоинствами плешивого святоши, да упадет кирпич на его плешь!
* * *
Жанна металась по комнате, пытаясь что-нибудь придумать.
Ничего не получалось.
Как ни крути, а при любом раскладе протонотарий неприступным бастионом закрывал доступ к папе. Стеной, которую не обойдешь, не объедешь!
Ну должен же быть какой-нибудь выход! Нельзя сдаваться без борьбы! Нужно думать!
